Книга Судьба с чужого плеча, страница 41 – Анна Иванова

Теперь не стоит об этом думать. Надо жить дальше, поэтому я должна проститься с Катей. Раскрыть преступление мне не удается. Не осталось зацепки, способной привести к убийце. Этого следовало ожидать. С чего я взяла, будто способна провести расследование? Три дня глупой игры. Нужно было послушаться Иру и уехать в Москву. Нет, я сама себе вру. Мне совсем не жалко последних трех дней, и в глубине души я рада, что осталась. Иначе я не смогла бы разобраться в себе. Лучше обрести себя и потерять свободу, чем наоборот. Бездумная жизнь хуже неволи. Что дальше? Мне придется уехать, других вариантов нет. Не буду думать об этом сейчас. Сначала надо пережить похороны.

Немного подкрасившись, я иду на кухню. На экране микроволновой печи высвечиваются цифры: девять сорок пять. Значит, полумрак за окном — плохая погода. Игоря до сих пор нет. Поскорее бы он вернулся, не хватало еще опоздать на похороны. Похороны и Катя. Несмотря на то, что в последние дни я только и думаю, что о ее убийстве, смерть Кати до сих пор кажется мне нереальной. Как такое возможно, чтобы здоровый, полный энергии ребенок умер раньше меня? После детского дома я ни разу не проходила обследование, и не потому, что не болела. Побои постоянно давали о себе знать: шла кровь из носа, случались сбои менструального цикла, по ночам ныла спина. Теперь я частенько замираю, когда боль пронзает левый бок — результат нашей с Олегом последней встречи. Я уже давно наплевала на свое здоровье. Неудивительно, если бы в один прекрасный день я свалилась замертво. Думаю об этом и прихожу в ужас. Раньше мне было все равно. Я заботилась об Олеге, водила Катю на прививки, жила чужими переживаниями и даже не могла подумать, что бывает по-другому. Моя жизнь была не бесценным даром, а расходным материалом. То, что так считал Олег, теперь меня не волнует. Главное — я сама к себе так относилась.

Входная дверь открывается. Я смахиваю с ресниц набежавшие слезы.

— Доброе утро!

— Доброе, — появляется на пороге Игорь, — надеюсь.

— Приготовить тебе завтрак?

— Ты не передумала ехать?

— Конечно, нет! — говорю преувеличенно веселым голосом. — А что, ты передумал?

— Не представляю, как ты собираешься оставаться незамеченной на кладбище. Там же негде спрятаться.

— Думаю, там есть деревья.

— Соломинка, ты, конечно, стройная, но боюсь, меня с мотоциклом из-за дерева будет видно.

— Значит, пойду пешком. Одна.

— Поехали, а то пропустим похороны.

— Ты что, игнорируешь меня?! Я же сказала, что пойду пешком!

— Я слышал, — отвечает Игорь спокойно. — Нет, я тебя не игнорирую. Я за тебя боюсь.

Чувствую себя дрянью. Повысила на Игоря голос, а он в это время искренне обо мне беспокоился. Все-таки Игорь необыкновенный. Подобных мужчин я еще не встречала. Может быть, мне просто не везло на людей? Какая теперь разница. Главное, я должна сохранить его поддержку, поэтому не имею права принимать его помощь как должное, и тем более чего-то требовать.

— Все будет хорошо, — подхожу к нему, но когда он протягивает руки, чтобы меня обнять, уворачиваюсь. — Поехали!

На улице меня ждет сюрприз. Возле крыльца стоит тот самый оранжевый мотоцикл, которым Игорь хвалился вчера в мотосервисе.

— Мы поедем на этом?

— Да. Я думал, он тебе понравился.

— Еще бы. На него сложно не обратить внимание.

— Черт! Как-то не подумал об этом. Давай я быстренько съезжу, поменяю его на что-нибудь неприметное.

— Уже поздно. Если не выедем прямо сейчас, не успеем даже к концу похорон.

Я надеваю шлем и поторапливаю Игоря. Мотоцикл выезжает на дорогу, плавно скользит по блестящему асфальту. Ездить на байке в дождь мне еще не приходилось. Кажется, страх перед дорогой возвращается и даже становится сильнее, но проходит пара минут, и я снова чувствую себя в безопасности. Игорь прибавляет газу, и скоро мы оказываемся возле кладбища. Не нужно гадать, где должны похоронить Катю — подъезд к этому месту загорожен машинами. Игорь останавливает мотоцикл неподалеку и снимает шлем.

— Никогда бы не подумал, что у Катьки было столько друзей, — говорит он, но тут же замолкает, заметив выражение моего лица.

— Полгорода собралось ее проводить. И все они считают меня убийцей.

— Не бери в голову.

— Почему? Может, так и есть?

— Сколько раз мы об этом говорили? Ей раскроили череп. От пощечины такого не бывает.

— Видишь крышку от гроба?

— Красивая, денег Олег не пожалел.

— Катю хоронят в открытом гробу. Если бы ей раскроили череп, крышку бы закрыли.

— Наверно, дырка в затылке, — Игорь передергивает плечами.

Не только ему становится дурно от этих слов. Меня с самого утра подташнивает. Наполненный озоном воздух бодрит, но от запаха влажной свежевскопанной земли мутит еще сильнее. Хочется быстрее уйти отсюда, но совесть уговаривает остаться и пережить испытание до конца. Я поднимаюсь на мыски и смотрю поверх толпы. Со стороны я, наверно, кажусь обычной зевакой. Хорошо бы так и было. Темные очки остались дома, вместе с сумкой. Дома… Забавно. Мои мысли уходят в другом направлении, когда глаза встречаются с напряженным, даже суровым взглядом. Я мгновенно опускаюсь на всю ступню и даже пригибаюсь, пока мозг не подает сигнал: это Ира. Я снова аккуратно приподнимаюсь и наблюдаю, как подруга обводит толпу взглядом. Она стоит возле Олега и поддерживает его под руку. Удивительно, как только мамочка уступила кому-то место возле сына. Теперь понятно: свекровь подходит к гробу и откашливается, готовясь произнести речь. Можно было бы обойтись и без этого, но она не могла упустить шанс снова оказаться в центре внимания.

— У каждого человека есть два главных события в жизни, — громче, чем нужно, говорит она. — Это рождение и смерть. Между ними находится жизнь. Страшно, когда расстояние от рождения до смерти измеряется пятью крошечными шагами.

— Такое ощущение, что она готовилась по учебнику, — замечает Игорь. — Как к школьным урокам.

Я киваю и продолжаю слушать.

— Большинство собравшихся здесь задаются вопросом: зачем Бог забрал к себе ни в чем не повинного ребенка? Почему первыми из жизни уходят хорошие, чистые душой люди? Там, на небесах, Господу нужны именно такие. Он призывает к себе самых лучших, самых достойных.

При этих словах многие из присутствующих начинают всхлипывать. Выражение лица свекрови и ее голос остаются спокойными. Знаю, она никогда не любила Катю, но даже у посторонних мурашки бегут по коже при виде детского гроба. Красивые слова проходят мимо моих ушей. Свекровь мастерски играет на чувствах присутствующих, но я не вникаю в смысл ее речи, а вместо этого оглядываю стоящих поблизости людей. На некоторых лицах вижу отчуждение, кто-то явно скучает, большинство же по-настоящему переживает. Многие не сдерживаются и даже не пытаются скрыть слез. С каждой минутой голос свекрови становится громче, несмотря на то, что присутствующие на похоронах все еще стараются соблюдать тишину. Кажется, она вот-вот сорвется на крик, не имеющий ничего общего с выражением горя.