Онлайн книга «Ласковое солнце, нежный бриз»
|
По отношению к своему новому знакомому я вдруг стала холодна как лед, а когда он однажды дотронулся до меня своими сильными длинными пальцами – даже вздрогнула. Нет, я вовсе не пай-девочка, могу и сама для придания речи сочности запулить ненормативной лексикой – но я терпеть не могу хамелеонов. Со мной он, значит, ластится, как котик, на подчиненного орет, как разгневанный буйвол, а с начальством или с крутыми, наверно, скулит, как поджавшая хвост собака?.. Может, я слишком требовательна и несправедлива, но мы расстались просто друзьями (и даже обменялись телефончиками), но ни отвечать на звонки моего нового знакомого, ни встречаться с ним мне больше не хотелось… …А потом начались будни. Я по-прежнему проживала у милой старушки на Лиговке. И оказалось, что в Питере – как, наверно, в любой точке на Земле – жизнь далеко не столь безоблачна, как кажется в первый день, когда утреннее солнце ломится в окна. Я наведалась в порт. Меня манили синие просторы. У пирса стоял белоснежный паром. В криках чаек мне чудилось: «Плыви! Плыви!..» Но когда я, с третьего захода, добилась аудиенции в кадрах, мне предложили место буфетчицы на сухогрузе, уходящем в Арктику. И преподнесли сие как величайшее одолжение, за которое я должна расплатиться – желательно натурой, не выходя из начальственного кабинета. Я уже планировала совершить инкогнито налет на столицу – за дипломом и трудовой книжкой – и снизить уровень своих притязаний до дилера в плавучем казино, как однажды на выходе из порта все-таки столкнулась нос к носу с ним… – Ты… – только и произнес Георгий. Я подтвердила: – Да, это я. – Как ты здесь? – Вот хочу попроситься юнгой на твою яхту. – Яхту?! – поразился он. – Ты что, не строишь больше яхт? – Нет. – Что же ты делаешь в порту? – Собираюсь в Барселону. Представителем «Роскомфлота». Он нетерпеливо глянул на часы. – Что, летишь на всех парусах? – спросила я. – Признаться, да. На послезавтра куплен билет, а жене до сих пор еще визу не дали. – Ты давно женат? – Года четыре. А ты? – А я только собираюсь, – соврала я. – За кого? – За одного яхтсмена. Врать, так по-крупному! – Я его знаю? – нервно спросил он. – Нет, – сказала я. Он сразу успокоился. И, кажется, даже, сволочь, искренне порадовался. – Поздравляю. На свадьбу пригласишь? – Мы лучше вместе с ним придем к тебе в Барселону на своей яхте. – О, давай! Жена будет очень рада. И старший сын – тоже. Они скучают без яхт. – А ты – скучаешь? В вопросе был двойной смысл. Я имела в виду: скучаешь – по мне. А он услышал: скучаешь – без яхт. – Я?.. Я, признаться, нет. Наверно, в молодости парусами объелся. Ну, ты извини, мне пора бежать. Еще куча дел осталась. И Георгий, не оглядываясь, умчался куда-то мимо пакгаузов. «Вот и все, – сказала я себе. – А я-то, идиотка, думала, что прошлое можно вернуть…» Выходит, то, ради чего (если положить руку на сердце) я приехала в Питер, не случилось. И что мне здесь теперь делать, на продуваемых всеми ветрами – морскими ветрами! – проспектах? Ветер с моря выбивал из глаз слезы. …Но я уже не могла просто вернуться в Белокаменную, и явиться к Денису и на работу, и заявить всем: «Здравствуйте, это я. Я не умирала, я воскресла!» Я не хотела старой жизни! И кто сказал, что в новой жизни будет легко? Я не должна оставлять попыток. Я буду сражаться, биться и строить ее, мою новую жизнь, – с солнцем, небом и морем. А пока… Пока… Что ж, я могу расслабиться… Деньги есть: я сняла со своих кредиток все наличные – бог его знает, что там, в банках, делают со счетами безвременно ушедших… Белые ночи не кончились, и у меня есть время подумать: каким путем я все-таки могу добраться до той синевы – неба ли, моря, – которая с детства манит меня… Ведь океан прекрасен, даже если рядом нет Георгия. Назавтра, решила я, объявляется День Забвения и Избытия Горечи. А это значит – поход в салон красоты, и шопинг, и новые визиты в «Идеальные чашки» и «Сладкоежки». Я буду делать все, чтобы развеяться, забыть Георгия, теперь уже навсегда, и поднять себе настроение… Однако у бабулиного подъезда на Лиговке я увидела нечто, от чего у меня в пятки ухнуло сердце. Первой моей мыслью было бежать, но ноги приросли к асфальту. А тут и он повернулся. И увидел меня. И бросился ко мне. И заключил в объятия. И заплакал. А потом стал медленно сползать по мне, становясь на колени, но по-прежнему не отпуская меня из кольца своих рук. – Боже мой… – простонал он. Да, это был он. Денис. – Боже мой, это ты. Это правда. Ты жива. Мне оставалось только глупо улыбаться и плакать – от его слез и его верности. – Я нашел тебя, – только и шептал он. – Боже! Ты жива. – Да, это я, и я жива, – по-идиотски ответила я. – Как хорошо! – продолжал бормотать он. – Я не верил, не верил, не верил!.. Господи, как же я тебя искал!.. Я бы умер, если б не нашел тебя… Тебя не опознали… Слава богу… А потом та самая барменша… В зале отлета в аэропорту… Она слышала краем уха ваш разговор с тем парнем и рассказала мне о вашем обмене… Ксюшечка моя, милая! Ты жива!.. Денис то смеялся, то плакал, стоя на коленях и уткнувшись лицом мне в лоно. – Надо мной все смеялись, а я бросился в Питер… Все гостиницы обошел, все кафе… А потом мне подсказали про бабу Зину… Господи, зачем ты со мной это сделала? Почему ты хотя бы не позвонила? Ты совсем не любишь меня, да?.. – Встань, – сказала я сквозь слезы, но он ничего не слышал, и только бормотал: – Я тебя нашел, и теперь неважно, любишь ли ты, я буду любить тебя так, что хватит на двоих, и я никуда не отпущу тебя, и даже рук никогда не разниму… Ты моя, моя, моя!.. Слышишь: теперь ты навсегда моя!.. А я не могла ничего ответить Денису, потому что тоже плакала – и молча пыталась поднять его с колен, потому что было ужасно неудобно: мы стояли ровно посреди питерского двора-колодца, и кое-где в окнах уже стали появляться первые любопытствующие лица. – Динька, а ты стал совсем другой… – пробормотала я. Он обнял меня еще крепче, а я выдавила: – И, наверно, проголодался ужасно… – И сквозь слезы улыбнулась и запустила руки в его шевелюру: – Пойдем, я тебе что-нибудь приготовлю… Баба Зина разрешит… Для начала хотя бы яичницу… |