Онлайн книга «Эксклюзивный грех»
|
– Это останется между нами, – успокоил женщину Полуянов. И подался вперед: – А Шепилов с Котовым до сих пор дружат? – В последний раз Кости Котова на встрече выпускников не было – он как раз ездил с парламентской делегацией в Страсбург. Но у меня создалось впечатление, что Котов и Шепилов дружат. Пусть не близко, как раньше, – но они порой пересекаются, там у вас, в Москве. – Шепилов-то давно в бизнесменах ходит? – Да. Он в Ленинграде был одним из первых кооператоров. Еще в конце восьмидесятых. Потом в Москву перебрался. – Может, это Котов перетащил его в столицу? – Скорей уж наоборот, Шепилов с его-то деньгами помог Косте депутатом стать. Но это мои домыслы! Не пишите!.. Вернее всего: они оба друг друга стоят. И никто никого никуда не тащил. Оба – ребята умные, дельные. И карьеру каждый сделал сам по себе. – А они. Котов с Шепиловым, дружили в университете только вдвоем? – продолжил выспрашивать Дима. – Или у них целая компания была? На Полуянова приятно было посмотреть: разрумянился, глаза разгорелись. Похоже, он понял: они вышли на след, и Снегуркина – для них бесценный источник информации: много знающая, бескорыстная, говорливая и обаятельная. Однако последний вопрос омрачил легкой тенью лицо их информаторши. И тут, как по заказу (или как в книге), солнце, словно решив, что хватит ему освещать гранитный северный город, исчезло за тучами. Сразу стало видно, что уже глубокая осень, и скоро сумерки, и со дня на день пойдет снег. Снегуркина вздохнула: – С Котовым и Шепиловым еще один дружил. Да, они втроем всюду ходили. Третьего Толиком звали. Толик Желяев. И снова Надя глянула на Диму и по его лицу поняла, что тот тоже вспомнил: третье загадочное имя в записной книжке Евгении Станиславовны, рядом с К, и Ш. начиналось на Ж… Неужели?.. Неужто они отыскали троицу друзей из семьдесят восьмого далекого года? – Желяев – как пишется: через “е” или “и”? – спросил Дима, и голос его от волнения дрогнул, впервые за весь разговор. – Через “е”. Дима быстро записал фамилию в блокнот. Выстрелил следующим вопросом: – А этот Желяев – что он за человек? – Желяев? Очень обыкновенный. Спокойный, ровный, даже суровый. Слова из него не вытянешь. – А они, Желяев, Шепилов и Котов, когда в университете учились, между собой ругались? Может быть, дрались? – Дрались? Да нет, ну что вы. Никогда о таком не слышала. – А кто он сейчас, Желяев? – Он служит где-то в ФСБ. – Вот как! – не удержался, чтоб не воскликнуть, Дима. – Да, и тоже у вас в Москве. Уже в изрядных чинах. Может, полковник, а может, даже генерал. – А не знаете, Юлия Павловна, – заторопился Дима, – они, все трое – Желяев, Шепилов и Котов, – сейчас друг с другом отношения поддерживают? – Представления не имею. Кости Котова, как я уже сказала, на последней встрече не было. А Шепилов с Желяевым на этой встрече держались друг с другом, я заметила, довольно отчужденно. На шею, во всяком случае, друг другу не бросались. Да что вы все только о них троих расспрашиваете? – Они чинов достигли известных, – не моргнув глазом, ответил скрытой цитатой из Грибоедова Дима. – К тому же, вы говорите, они звездами вашими факультетскими были. Стройотряды, общественная работа, самодеятельность… – Ну, Желяев в самодеятельности никогда не блистал. Если не считать, конечно, песен под гитару. – Снегуркина саркастически скривила рот. – Причем непременно, как тогда говорили, “высокого патриотического звучания”: “Слышишь, время гудит: БАМ, на просторах крутых: БАМ!.." – А вы не любите Желяева, – заметил Полуянов. – Почему же не люблю? – возразила Снегуркина. – Просто я к нему абсолютно равнодушна. Тут раздался телефонный звонок. Снегуркина сняла трубку и со сдержанной гордостью проговорила в телефон: – У меня тут корреспонденты из Москвы. Давайте через часок, ладно? – У меня такое впечатление, – улыбнулся Полуянов, когда та положила трубку, – что половина вашего курса в Москву уехал. Это что – тлетворное влияние фильма “Ирония судьбы”? Снегуркина от души расхохоталась. – Ну, бросьте, у нас и в Питере немало ребят осталось. – А арабы у вас на курсе учились? – Арабы?! – удивилась неожиданному повороту разговора женщина. – Нет. – Задумалась на секунду, подтвердила: – Точно – нет. Был болгарин, трое немцев учились – естественно, из Восточной Германии, пара кубинцев… Чех по фамилии Правда. Двое монголов. Фамилия у парня монгола была, – Снегуркина улыбнулась и единым духом произнесла: – Баззаракчагийн. А девушку звали Батджанцагийн. – Ну, у вас и память, – восхитился Дима. – Так ведь я старостой потока была. Помогала начальнику курса переклички устраивать. А сейчас, в феврале, приглашения на встречу рассылала… Правда, из иностранцев не приехал никто. Письма некоторые прислали. Трудно им сейчас живется, в бывших братских странах народной демократии. – А в “академку” у вас многие уходили? – Ну, в основном девушки, в декрет, – улыбнулась Снегуркина. – На старших курсах… У нашего курса теперь в общей сложности (мы в феврале анкеты рассылали) сто пятьдесят три ребенка, а также уже трое внуков!.. – А у вас лично? – И у меня двое. Мальчик, – рассмеялась Снегуркина, – и мальчик. Четырнадцать лет и семь. – Значит, вы лично в “академку” не уходили… – понимающе улыбнулся Дима. – Бог миловал. Получала от государства полноценный больничный. – Ну а если не в декрет, – мягко вернулся к разговору Дима, – кто-нибудь по болезни от курса отставал? Женщина задумалась, потом покачала головой. – Очень мало. Наташа Гринько – из-за операции… На первом курсе Эдик Мирзоев сессию не сдал и, чтоб в “академку” уйти, попросил, чтоб друзья ему руку сломали… – О господи!.. – содрогнулась Надя. – Да, представляете? Выпили они тогда как следует для анестезии и пошли в общаге в постирочную с ломом… Только в конце концов Эдик струхнул, и его все равно отчислили… – Скажите, Юлия Павловна, – перебил женщину Полуянов, – ас более старших курсов, после “академки”, к вам кто-то приходил? – Бывало. Тоже в основном под конец учебы, курсе на пятом, на дипломе: девочки из декрета. – А из парней? – быстро спросил Дима. Снегуркина задумалась. Потом проговорила: – На втором курсе Миша Шахновский, он из-за стенокардии год пропустил… На третьем – Сережка Бельский, он за сборную страны по гимнастике выступал, ну и побился тогда сильно… А уже ближе к диплому, на пятом курсе, к нам после “академки” пришел Коля Ефремов… |