Онлайн книга «Биография smerti»
А у Маринки жизнь, пусть и на кладбище, протекала весело, беззаботно. Ели они с мамой теперь сытно, спали – в сухости, безо всяких мокриц. Школа проходила на незаметные троечки. Развлечений-приключений, спасибо Матвею, всегда в избытке... Все просто, открыто, очевидно. Кроме уродца Петьки. Вроде бы: страшила. Отщепенец. И стихи его – на фиг ей не нужны. Только тянуло к нему Маринку. И тянуло куда сильней, чем к симпатичному весельчаку Матвею. Потому что с Матвеем только и можно, что поприкалываться да поржать. А ничего интересного он не знает. Петюня же, если что рассказывает, так завернет, что уши от напряжения аж шевелятся. И алгебру Маринке без труда объяснил, когда ей в году «пара» грозила. И английскому ее учит. Причем так хитро, что школьной училке и не снилось. Та за столько лет и смогла в нее вбить лишь «май нэйм из Марина». А с Петькой она буквально за пару месяцев болтать начала. Не очень, конечно, бойко, и периодически на родное наречие сбивается, но кладбищенский народ все равно у виска крутит. Типа, чего дурака валяете, русского языка, что ли, мало? Петюня, правда, утверждает, что он к Маринкиным успехам отношения не имеет, виной всему ее светлый ум да феноменальная память. Но без него-то она на английский с огромной колокольни плевала, а как тот взялся помогать – и в девятый класс пошла, и теперь действительно о вузе подумывает. И не о каком-нибудь, а блатном-разблатном Институте европейских языков в самой столице. Ну и подумаешь, что у нее частных преподов не будет, зато любое английское слово, хотя бы раз услышанное, в голове намертво оседает. Вот пока она в десятом классе учится, и надо вбить в башку весь словарь, хотя бы малый, и любой вступительный текст будет у нее в кармане... – Зачем тебе этот бред? – недоумевал Матвей. Сам он ни в какой девятый, конечно, не пошел. Поступил за разумную взятку учиться на автослесаря. Вечерами в сервисе подрабатывал. И грозился, что уже через пяток лет собственную машину купит. – Охота тебе, Маринка, мозги сушить... – Интересно же! – оправдывалась подруга. – Да никогда тебе такое не было интересно! – возмущался приятель. – На машинках погонять – да, интересно. На рыбалку пойти – ты тоже всегда с удовольствием. А теперь книжки, бумажки... Всю башку тебе урод Петька засорил. – Да тебе-то что? Урод, не урод... Что хочу – то и делаю! – злилась Маринка. – Приложить бы его по морде, чтоб отвалил от тебя, – грозился Матвей. А Марина насмешливо улыбалась: – Да что его прикладывать? Его и так все, кому не лень, лупят. И Матвей вроде бы соглашался. Обещал, что не тронет. Но однажды – Марина тогда уже училась в десятом и вовсю готовилась к поступлению в Институт европейских языков – нескладный Петюня вдруг исчез. Навсегда. Когда он с наступлением ночи не явился в свою сторожку на кладбище, никто даже не чухнулся. Петя часто загуливал (не в традиционном смысле, не с алкоголем) – он бродил по горам, размышлял о жизни. Но когда уродец не явился и назавтра, и еще через день, заволновался даже равнодушный ко всему Петькин папаша. Сначала он вместе с другими мужиками искал сына по окрестным лесам-пляжам сам. А еще через пару дней скрепя сердце в ментуру пошел, заявление там оставил... Только Петюню так и не нашли. Сколько лет уже минуло, а про него ни слуху ни духу. И могилы его нет. Жаль. Хоть он и страшный был на лицо, и дурачок, а человек светлый. * * * – Выключи диктофон, – велела Холмогорова. Таня послушалась. А миллионерша неожиданно сказала водителю: – Останови. Едва «Мерседес» затормозил на обочине, последовал новый приказ: – Глуши двигатель и выходи. И ты тоже, Нелли. Оба беспрекословно повиновались. А Таня – теперь они с бизнесменшей были тет-а-тет – удивленно взглянула на хозяйку. – Хотела тебе без свидетелей сказать, не для книжки, конечно, – медленно произнесла Холмогорова. Таня напряглась. А Марина Евгеньевна задумчиво продолжила: – Меня уж сколько лет его исчезновение беспокоит. Дело-то серьезное! А я никаких мер так и не приняла... Теперь совесть мучает. Она помолчала. Таня, в недоумении, тоже сидела тихо. Наконец Холмогорова снова заговорила: – Сейчас уже поздно, наверное, что-то предпринимать. Но ведь так и не нашли Петюню. И могилы его не нашли. Холмогорова взглянула на Таню. Явно ждала каких-то вопросов – но девушка молчала. И тогда хозяйка вновь заговорила сама: – Вот я и думаю: не Матвей ли его на тот свет отправил. И похоронил где-то у нас в горах. «О господи!» – пронеслось у Татьяны. Миллионерша же тихо проговорила: – Матвей еще в детстве к своей цели напролом шел. И сейчас идет. – А какая у него тогда была цель? – осторожно спросила Садовникова. – Ну как... – усмехнулась та. – Вырвать меня из-под Петюниного влияния любой ценой. – Ради такого не убивают, – возразила девушка. Холмогорова же только отмахнулась: – Ох, Таня... Матвейка, он все может. На его совести уже душ двадцать, не меньше... – Марина Евгеньевна, – тихо сказала Таня. – Зачем вы мне об этом говорите? – Сама не знаю, – вздохнула та. «Ну да, не знаешь ты!» – саркастически подумала Татьяна. И продолжила давить: – Вы же не хотите, чтобы я ваши подозрения в книге высказала? – Да нет, наверное... – неуверенно произнесла та. И пожаловалась: – Доказательств-то у меня никаких. Все так сложно... «Ой, да хватит дурака валять! Сложно ей...» – усмехнулась про себя Татьяна. Насколько ей была известна технология пиара, подобным образом создаются намеренные утечки. Холмогорова явно хочет, чтобы она начала подозревать Матвея в убийстве. Зачем? И Таня кротко произнесла вслух: – Хорошо, Марина Евгеньевна, я буду иметь ваши подозрения в виду. – Только никому ни слова! – строго велела Холмогорова. «Ага, а сама, похоже, только и ждешь, чтобы я эту тему взялась разрабатывать, – не поверила Садовникова. – Не дождешься!» Матвей Максимович – совсем не дурак, чтобы убивать из ревности убогого Петюню. А если вдруг и правда убил – то уж она, Татьяна, точно никому об этом и словечка не вымолвит. Но до чего странны отношения между олигархами! Вчера вместе ужинали, шутили, веселились. Похоже, что и сексом занимались... А сегодня Марина Евгеньевна своего друга в убийстве обвиняет. За его спиной. «Как бы мне самой не пропасть в этом логове», – мелькнула у Тани тревожная мысль. |