Онлайн книга «Биография smerti»
Но едва она успела вытянуться на кровати, как в дверь заскреблись. Неуверенно, осторожно. Только у Зухры такая манера. Стучи кто иной, Таня послала бы, не отпирая. К тому же Валера велел быть осторожной... Но ей отчего-то было жаль горничную: совсем молодая, лет двадцать с небольшим, а в глазах тоска, будто ей все сорок. Садовникова распахнула дверь, увидела именно Зухру и устало проговорила: – Слушаю тебя. – Татьяна Валерьевна, простите, что я надоедаю... – забормотала горничная, – ведь не слепая, вижу, как вы устали... но вам просили передать... – Она сунула ей в руку сложенный вдвое листок бумаги. – Кто просил? – Станислав Игоревич. – Стасик, что ли? – Ну да. – А сам он прийти не мог? – буркнула Таня. – Я не знаю... – опустила глаза горничная. – Он просто сказал, чтобы я вам записку передала. – Когда это было? – Таня взглянула на часы. Зухра виновато склонила голову: – Ой, я совсем замоталась. С час назад, наверное... Я бы раньше передала, но не нашла вас. Пришла сюда – вас нету. А потом меня на кухню сразу позвали... Картошку чистить, а то не хватило... – Да хватит уже оправдываться! – досадливо воскликнула Татьяна. Развернула листок. Только две строчки. Почерк красивый. «Танюшка! Жду у главных ворот. Выходи, пожалуйста, сразу, как сможешь. У меня для тебя офигенный сюрприз. Стас». – О боже! – простонала Татьяна. Вполне в духе Холмогорова-младшего: сюрприз даже в день похорон матери. Какие-нибудь очередные бабочки. Или, по ночному времени, фейерверк. Но только как же ей не хочется сейчас никого видеть! Даже Стаса с его молящими убийственно-синими глазами. – Зухра, послушай. Давай ты скажешь Стасу, что меня не нашла? – жалобно попросила Таня. Горничная вскинула на нее жалобные глаза: – Но я ведь ему обещала, что передам... Значит, сто процентов, скажет Стасику правду. Ее можно понять: он ей – хозяин, а она, Таня, – никто. Но что ему опять пришло в голову? Садовникова взглянула на часы: двадцать два пятнадцать. За окном кромешная тьма. Из столовой уже доносится хоровое пение – поминки достигли своего апогея. Не самое лучшее время для сюрпризов... К тому же отчим ей строго велел: из дома ни ногой. Таня еще раз перечитала записку. Внимательно взглянула на Зухру: – Тебе ее точно Стас передал? – Да. – Лично? Из рук в руки? – допытывалась Садовникова. Горничная вспыхнула: – Я не обманываю! Честно! Сам зашел на кухню и сказал: передай, пожалуйста, Тане. – Не обижайся, Зухра, – примирительно заговорила Татьяна. И объяснила: – Я просто не понимаю, почему записка? Отчего сам не мог прийти? – А спешил он. – С чего ты взяла? Девушка смущенно опустила глаза: – Я ему вслед выглянула и увидела... Его возле кухни какой-то мужик ждал. Напустился на него: чего, мол, копаешься... – Какой еще мужик? – насторожилась Таня. – Да я не разглядела, – вздохнула Зухра. – Какой-то барин. В смысле – гость. – Алтухов? – небрежно поинтересовалась Таня. – Нет, что вы! – воскликнула горничная. – Матвея Максимовича я бы узнала. Странно... Может, все-таки не ходить? Но Стас наверняка жестоко обидится. Его и не видно весь вечер, скорее всего потому, что свой сюрприз готовит. Старается, наверное. Надеется. Ждет. – Ладно, Зухра, спасибо, – кивнула Таня. И, едва горничная вышла за дверь, кинулась к зеркалу. Краситься она, конечно, не будет, но немного блеска на губы и нежного, будто легкий загар, тональника никогда не помешают... Вышла за ворота и в свете фонарей, освещавших въезд, увидела: прямо в траве яркими камнями необычного фиолетового цвета выложена стрелка. Она указывала направо. Рядом с ней (видимо, Стас невысоко оценивал ее умственные способности) лежал лист бумаги. На нем значилось: «ТУДА». Таня против воли улыбнулась и послушно повернула направо. Обогнула двухсотметровый забор. Здесь уже еще темнее – только луна и тусклый фонарь на углу. Но еще одну стрелку, из тех же необычных фиолетовых камней, девушка увидела без труда. Теперь она показывала влево, в глубь леса. Таня поежилась. Сюрприз, конечно, сюрпризом, но страшновато. Половина одиннадцатого вечера, горы, да еще и отчим ее застращал... – Стас! – вполголоса крикнула она. – Выходи! Я боюсь! Тишина. – Стас, ладно тебе! Пошли вместе! Сам свой сюрприз покажешь! Снова ни звука в ответ, только сова где-то в лесу заухала. «Чего бояться? Что я, как гимназистка...» – пробормотала себе под нос Татьяна. И решительно шагнула в темноту. Почти совсем не страшно. Горный лес не такой глухой, как в средней полосе, – деревья невысокие, и стоят реденько. К тому же поляна совсем рядом, метрах в ста, виднеется. Наверное, там ее и ждет сюрприз. И Таня против воли лукаво улыбнулась – может, на поляне произойдет и еще что-нибудь? Нет, ничего слишком вольного. Просто еще один поцелуй – раз уж тут, на юге, принято крутить любовь в байроническом антураже. А что, очень романтично: ночь, луна, отдаленный шум водопада... Она ускорила шаг и буквально вихрем влетела на полянку. И в изумлении остановилась. Не снится ли ей?! Поляна утопала в цветах. Настоящих, садовых. Самых разных: тюльпаны, розы, нарциссы, васильки, лилии, герберы... Причем цветы не навалены – они торчат из земли. В беспорядке, будто посаженные рукой неумелого, но щедрого садовника. Стоят, прекрасные в своем хаотичном великолепии. – Ох, Стас... – растроганно пробормотала Таня. Сколько же он старался, чтобы устроить в глухом лесу огромную, прекрасную клумбу! Но где же он, юный, прекрасный принц? И девушка выкрикнула: – Стас, я тут! Выходи! Опять тишина. Тане стало зябко. Все-таки одна, в лесу, в кромешной тьме – только точечки звезд мерцают. Даже луны нет – за горой скрылась. Цветы уже не радовали – глупость несусветная, высоко в горах высаживать розы с герберами. Нетрудно догадаться, в какую немалую копеечку влетела эта забава Стасу. Лучше бы материально помог, ей-богу. Или хотя бы от обязательств по договору освободил. Поведение парня чем дальше, тем больше казалось неразумным. Зачем было вызывать ее запиской, а самому прятаться? Детский сад какой-то. И Таня уже повернулась, чтобы уйти, когда вдруг краем глаза заметила – в кустах на обочине поляны что-то ворохнулось. Наверное, Стас. А что, вполне в его духе – наблюдать из засады за ее восторгами. Жаль только, что восторгов уже не осталось. Лишь досада и желание поскорее добраться до особняка да завалиться в постель. |