Книга Странная месть, страница 42 – Эшли Уивер

Какое-то время мы шли в неловком молчании, каждый был целиком погружен в свои мысли. И вот, дойдя до берега, остановились и начали смотреть на водную гладь, наполовину затянутую льдом.

Поблизости оказалась каменная скамья. Очевидно, солнце согрело ее, и снег растаял. Я уселась, по-прежнему глядя на озеро. Вдали на другой стороне озера виднелся летний домик, он действительно был дальше, чем я думала.

Я подняла глаза и увидела, что Реджи неподвижно стоит рядом и взгляд его устремлен на воду.

– Может, присядем ненадолго? – предложила я.

Он посмотрел на меня с таким видом, словно только что понял, что я все еще здесь. Но на скамью все-таки сел.

Воздух был очень холодный, и место это казалось таким пронзительно одиноким и отчужденным, точно все плохие воспоминания все еще витали вокруг озера и над ним. Похоже, Реджи Лайонс тоже чувствовал это. Он сидел, словно окаменев, и его темные глаза светились невысказанной болью.

– Здесь так тихо и спокойно, – вымолвила я наконец. Нет, разумеется, это место никак не могло показаться спокойным человеку, который был здесь семь лет назад.

Реджи приподнял повыше воротник и скрестил руки на груди, чтобы хоть как-то удержать тепло. Он по-прежнему не сводил взгляда с озера, и было в его глазах какое-то отрешенное выражение, которое я так часто видела на лицах других прибывших в Лайонсгейт.

– Никак не могу понять, люблю ли я это место или ненавижу, – сказал он. – Ребенком я думал, что нет на свете прекраснее места, чем Лайонсгейт. Теперь же оно кажется мне тюрьмой, из которой никак нельзя убежать, куда бы ты ни направился.

– Понимаю, это трудно – находиться здесь после всего случившегося, – заметила я.

– Это было ужасно. Не стоило мне сюда возвращаться.

– Как вам кажется… мы могли бы поговорить об этом? – Мне интересно было знать, что Реджи может рассказать об убийстве, но сам вопрос относился и к нынешней ситуации.

– Грязное то было дело, – произнес он наконец.

Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Ясно одно: Реджи говорил не о смерти Изабель, а о той истории семилетней давности. Похоже, ни один из свидетелей, находившихся здесь в то время, просто не в силах ее забыть. Я с самого начала это подозревала, и хотя далеко не все они были ответственны за смерть Эдвина Грина, каждый чувствовал угрызения совести из-за произошедшего. Они были наказаны за фривольное поведение в юности и до сих пор расплачивались за это.

– Да, ужасно, могу себе представить. – Я надеялась, что мое сочувствие развяжет ему язык, и, кажется, оказалась права. Вряд ли кому-то из участников тех событий выпала возможность обсудить эту историю с человеком с непредвзятым мнением.

– Мы с Эдвином выросли вместе, возможно, вы уже слышали. – Реджи не стал дожидаться моего ответа и продолжил, будто опасаясь, что я могу его остановить: – Вместе отправились на войну, вместе вернулись домой. И я думал, что, возможно, он станет мне братом, если женится на Беатрис. Мне очень того хотелось.

– Похоже, все его любили, ну, если не считать мистера Гленна.

– И Коллинза, – добавил он. – Они с Коллинзом ссорились столько раз, что и не сосчитать. К тому же у них был какой-то общий бизнес, и Коллинз постоянно твердил, что Эдвин ничего в нем не смыслит.

Это была новая информация. До сих пор я не слышала о том, что между Эдвином Грином и Коллинзом постоянно вспыхивали ссоры. Да и сама Фрида говорила, что все, кроме Брэдфорда, были с Эдвином на дружеской ноге. Однако оказалось не совсем так.

– А что за бизнес? – осторожно осведомилась я.

– Какие-то инвестиции, Коллинз вкладывал деньги в промышленность Южной Африки. Вроде бы копи или шахты, точно не скажу. Помню, как раз на той неделе Коллинз получил оттуда телеграмму и впал в неописуемую ярость. Ну а потом убили Эдвина, и ничего тут не поделаешь. Говорят, Коллинз заработал целое состояние.

А вот это весьма любопытный поворот. Почему-то в книге Изабель и словом не упоминалось о совместном бизнесе мистера Коллинза и Эдвина Грина.

– Так что в каком-то смысле Эдвину даже повезло, что он умер. С тем же успехом любой из нас мог бы не пережить ту ночь… Простите, мне не следовало так говорить. Я не в том смысле, понимаете?.. Просто дело в том…

Реджи резко умолк, и на протяжении некоторого времени не было слышно ни звука, если не считать тихого плеска воды у берега и меланхоличного крика птицы в отдалении.

Сидеть вот так, рядом с ним, стало как-то неуютно. Слышалась в его тоне какая-то горечь, и мне это совсем не нравилось. Но почему-то при этом я не чувствовала, что мне угрожает опасность. Вся кипевшая в нем злоба осталась в прошлом. Возможно, она до сих пор поедала его изнутри, но по большому счету почти иссякла.

– Я так поняла, он тогда слишком много выпил, – нерешительно заметила я. Наверное, не слишком красиво с моей стороны было давить на Реджи, когда он пребывает в таком угнетенном состоянии. Однако я не могла не воспользоваться моментом, особенно с учетом того, что Реджи расположен говорить.

– Я не очень хорошо помню ту ночь. Думаю, и остальные тоже. И все мы, разумеется, дали показания полиции. Немного стыдно было признаваться в том, что мы не особо помнили, что тогда случилось. Но это правда. Все было, как в тумане, точно во сне. В неком кошмарном сне.

Я промолчала, давая ему возможность собраться с мыслями, решить, что сказать дальше. И вот он заговорил снова:

– Той ночью Брэдфорд и Эдвин сильно поссорились. Уверен, вы об этом уже слышали, – Реджи с горечью рассмеялся. – А если читали книжку Изабель, то вам в общих чертах известно, что произошло.

– Читала, но не всю, – созналась я. Я еще не дошла до той главы, где описывалась смерть Эдвина Грина. После комментариев Майло по поводу прочитанного мной вслух отрывка как-то трудно было дальше сосредоточиться на чтении.

Реджи кивнул:

– Большинство ее прочли. К несчастью Брэдфорда. – Он провел дрожащими пальцами по пересохшим губам – ощущение было такое, словно он пьет из невидимого бокала. – Оба тогда напились в стельку и были слишком пьяны, чтобы причинить друг другу какой-то вред. Думаю, в конце концов вмешалась Изабель и как-то удержала их, чтобы не вцепились друг другу в глотки.

А вот это любопытно. До сих пор Изабель Ван Аллен казалась мне женщиной, которой нравится провоцировать конфронтации и стычки, а не прекращать их. Возможно, у меня создалось неверное впечатление о ее характере. Ведь я ее почти не знала, но порой улавливала за маской холодной гордости этой женщины, сеющей раздор, нечто совсем иное.

Мое довольно долгое молчание подбодрило Реджи. И он продолжил:

– Теперь все видится словно в тумане. Помню, что в летнем домике было очень холодно, и один слуга начал разводить огонь в камине, но мы его остановили. Большинство решили перебраться в главный дом, хотя и находились в таком состоянии, что дойти до него было трудновато. Все слишком много выпили, а кое-кто баловался не только алкоголем. Но как ни удивительно, добраться нам все же удалось. Еще повезло, что только одного из нас нашли замерзшим на лужайке.