Онлайн книга «Предмет вожделения №1»
|
И днем этот страх не проходит, и у меня в горле комок, и глаза на мокром месте, и все время хочется плакать… Я не хочу выходить на улицу, Я не могу видеть людей. Я стараюсь не открывать штор в своей квартире Это видимые, физиологические проявления того ада, что живет внутри меня. Он, этот ад, страшнее, чем любое наказание, которое, возможно, когда-нибудь придумают для меня на Земле. И – хуже любой из тех кар, что церковники сулят нам после смерти. И эта моя смертная тоска все длится и длится… И с каждым днем она становится все тяжелее и больше… И это – продолжается уже много дней… И это всего-то в расплату за один или два часа наслаждения… Можно было бы покончить с собой… Да, можно… Смерть – она прохладна и легка. Она куда милее, чем те адовы муки, которые я сейчас испытываю. Лишь одно меня удерживает от того, чтобы наложить на себя руки. Только одно. Воспоминание. Я знаю себя. Я уже очень хорошо знаю себя. Я помню, что со мной такое случалось и раньше И знаю: все проходит. И в один прекрасный день я проснусь и вдруг почувствую себя великолепно: бодро, солнечно, страстно. Я буду ясно и радостно чувствовать каждую клеточку своего тела. И тогда я снова выйду на улицу. И буду улыбаться прохожим. И все происходящее на свете – все подряд! – будет радовать меня. Каждое дуновение ветерка, каждое шевеление листьев будет замечаться и радостно отзываться во всем моем теле. И это успокоение будет длиться день, и два… Пока… Пока постепенно оно не перейдет в пьянящий зуд. В желание. В страсть. В тягу найти ее, новую женщину, и испытать свое особенное счастье. И тогда я отыщу ее, жертву. И испытаю его – мое Наслаждение. И придет оно – мучительное, яркое, ни с чем не сравнимое удовольствие!.. Эта неземная радость… И настанет… О, тот сладостный момент, когда они плачут, и извиваются, и молят о пощаде… О, какая это будет бездна наслаждения!.. И я предчувствую: моя тоска пройдет. Скоро пройдет. Мой ад на земле кончится. И оно, мое очередное перерождение, вот-вот случится. Скоро. Совсем скоро. * * * Оперативное чутье подсказывало Паше Синичкину, что к номеру два из списка полковника Ходасевича ему нужно прибыть лично. Из строчки в досье следовало, что подозреваемого зовут Николай Калачев, ему двадцать лет от роду, и он сын генерал-полковника ФСБ Николая Калачева. Калачев-младший числился третьекурсником платного отделения Лингвистической академии имени Мориса Тореза. Однако в учебной части иняза Паше сказали, что студент Калачев в данный момент пребывает в академическом отпуске по болезни. По тону, которым с Синичкиным разговаривали, он сделал заключение, что Калачев в вузе звезд с неба не хватает. Было даже похоже, что сынок фээсбэшного генерала надоел доцентам с кандидатами хуже горькой редьки. Прописан двадцатилетний Калачев оказался не у генерала с генеральшей, а отдельно. Причем в гордом одиночестве и в самом центре – в наиблатнейшем квартале неподалеку от Патриарших прудов, по адресу: Спиридоньевский переулок, дом двадцать три, квартира пять. По счастью, тамошний участковый, майор Подрезков, оказался знакомым Паши. Когда-то Синичкин работал с ним в райотделе. Потом Подрезков сделал карьеру и теперь вот стал участковым на Патриках. А быть городовым на Патриарших, где что ни квартира, то банкир, бандит или кинорежиссер, – это и престижно, и перспективно. Это вам не какое-нибудь плебейское Орехово-Борисово Южное. Порой Павел, благодаря своему центральному местожительству, совершенно случайно сталкивался с Подрезковым на улице. Пару раз они даже выпивали по рюмахе – за Пашин, естественно, счет. Кроме того, Подрезков числился в Пашином золотом списке нужных людей. Поэтому Синичкин регулярно лично поздравлял его с Новым годом и даже пару раз посылал ему с курьером бутылку хорошего виски. Стало быть, звонить Подрезкову Синичкин мог с легким сердцем. Он знал, что тот расскажет ему о Калачеве. Возможно, даже поведает о нем то, чего не расскажет своему непосредственному начальству. Синичкин позвонил Подрезкову по мобильному и предложил ему опрокинуть где-нибудь рюмаху-другую. Тот сказал: «С удовольствием, но послезавтра» Паша рубанул сплеча: «А мне надо поговорить с тобой прямо сейчас». Подрезков засмеялся: "Ладно. У меня дела на Петровке. На обратном пути загляну к тебе. Прогуляемся". В очередной раз Синичкин возблагодарил свое центровое место жительства. Поехал бы к нему участковый, живи Синичкин где-нибудь на выселках!.. Заманить гостя на Большую Дмитровку куда проще. И в преддверии визита Подрезкова Паша навел легкий марафет в коридоре и на всякий случай на кухне. Впрочем, Подрезков спешил и заходить в квартиру не стал. Помаячил в коридоре, сказал: «Хочешь говорить – давай, вперед! Потолкуем по дороге». Что оставалось делать? Павел нацепил мокасины, и они вдвоем спустились по гулкой лестнице старорежимного подъезда. Вышли из его полумрака на залитую солнцем Дмитровку. На фамилию Калачева, произнесенную Пашей, Подрезков прореагировал в том же стиле, что и в учебной части Лингвистической академии: он коротко и неодобрительно хмыкнул. – На что он тебе? – спросил Синичкина Подрезков. – Есть основания считать его подозреваемым в убийстве, – ответил Павел тщательно отрепетированной фразой. – С каких это пор у нас частный сыск убийства расследует? – усмехнулся Подрезков. – С тех самых, когда это начинает задевать интересы моего клиента, – нашелся что ответить Синичкин. – А ты в курсе, кто у этого Калачева папаня? – спросил участковый. – Да в курсе, – вздохнул Синичкин. – Генерал ФСБ. – Ну, тогда ты сам понимаешь, на кого поднимаешь ножку. Павел кивнул: – Понимаю… Они шли по солнечной улице в сторону Пушкинской площади. Подрезков на ходу выдал Павлу краткую и, судя по всему, тщательно дозированную информацию. Из его рассказа явствовало, что Калачев-младший в данный момент нигде не учится и не работает. Чем он вообще по жизни занимается – непонятно. Ведет юноша крайне уединенный образ жизни. Даже на улицу редко выходит. Отец с матерью его не навещают. Он их, кажется, тоже. Друзей у Калачева вроде бы нет. И никто в гостях у него практически не бывает. – А на какие шиши он живет? – удивился Павел. – Предки, скорей всего, деньжат ему подкидывают, – пожал плечами Подрезков. – Точнее, наверно, мамаша подбрасывает. Втайне от отца. – Если он дома целыми днями сидит – чем же он там занимается? |