Книга Коготь и цепь, страница 95 – Анастасия Машевская

– Мать, – девчонка подалась в слезы, – мать сказала, что я должна выйти замуж за ужасного старого Даната, и чем скорее, тем лучше!

– Этот древний бурдюк с костями? – не сдержался Таммуз.

Майя расценила это как участие в своей судьбе:

– Да, Таммуз! Ему пятьдесят, понимаешь, пятьдесят! Я этого не переживу!

А он, Таммуз, не переживет очередного вопля! Господи, как же бесит его ее плачущий голос!!!

Юноша бережно положил девичью голову себе на плечо, приобнял за талию. Девица не сопротивлялась, у Таммуза возникало ощущение, что даже наоборот.

– Скажи, Майя, – ласково позвал парень, – ты не хочешь идти за Даната потому, что он стар, или потому, что хочешь быть с другим? Только ответь честно, пожалуйста, – умоляющим, но настойчивым голосом попросил он.

Майя задрожала, засипела, заерзала, но с ответом не торопилась. Таммуз призвал себя ждать смирно: рано или поздно она ответит. С невиданным терпением царевич мягко обнимал девушку и тепло дышал где-то возле уха. Наконец Майя собралась с духом:

– Потому что хочу быть с другим.

Наконец-то! Недели трудов не прошли даром. Таммуз придвинулся чуть плотнее, приподнял девичье лицо свободной рукой (право слово, ну могла быть она и поинтересней!), заглянул в глаза и спросил, так бархатно, как умел:

– Ты хочешь быть со мной?

По тому, как у Майи покраснели даже кончики ушей, Таммуз понял, что в более смущающей ситуации девчонка еще не оказывалась. Тем лучше.

Таммуз придвинулся еще, так что теперь Майя чувствовала его дыхание на лице и от этого совсем не могла оторвать взгляда от собственных колен.

– Д-да, – призналась девушка едва-едва.

«Боже, – раздраженно подумал Таммуз, – можно подумать, у нее горло распухло, ни черта не слышно!» – и поцеловал царевну, напористо, увлекая. Так, что Майя потом и себе-то боялась признаться, насколько понравилось.

– Тогда доверься мне, любимая. – Да, он все же надеялся сказать это слово женщине, которую действительно полюбит, но что уж теперь. – Доверься, и я сделаю так, что мы будем вместе.

– Но как?.. – попробовала она спросить.

– Ш-ш-ш, – остерег молодой царевич. – Просто доверься. Скажи, ты готова бороться за наше счастье?

Майя шмыгнула и неуверенно кивнула.

– Хорошо, тогда послушай. Есть идея, но мне нужно немного времени и твоя помощь. Сегодня я все обдумаю и завтра сообщу, как быть дальше.

– Но ведь нам нельзя больше видеть…

– Ни о чем не беспокойся, Майя. – «А женские страхи довольно утомительны», – подумал юноша. – Я найду способ сообщить тебе так, чтобы никто из семьи не узнал. Будь терпелива, любовь моя, медленно, шаг за шагом, мы добьемся своего, – клятвенно заверил он. – Ты же поможешь мне?

Она вновь кивнула.

– Тогда сейчас ступай и отдохни. А потом найди Даната и будь с ним любезной. Он уже наверняка знает о предстоящей помолвке.

Девушка протестующе вскинула глаза и попыталась отстраниться от царевича, но тот держал крепко.

– Зачем это нужно? Ведь… ведь ты же сказал, что мы будем вместе, и…

До чего же она глупа, о небо!

– Майя, просто сделай, как я прошу. Очаруй его, заставь увлечься, убеди, что согласна на брак. Только если все в замке будут верить, что ты спокойно относишься к предстоящему супружеству, твои родители и жених не станут форсировать события. Так мы сможем выиграть немного времени.

– Ты уверен? – совсем недоверчиво спросила Майя, предприняв бесполезное и мучительно усилие, чтобы осмыслить сказанное царевичем.

– Конечно, уверен, – убедительно отозвался юноша. – Ведь от этого зависит наше счастье.

Он вновь поцеловал ее, крепко, для пущей убедительности. Затем отстранил девицу и присмотрелся, хотя давно уже разглядел все, что мог. Увы, она годна только на удовлетворение мужской похоти: для чего-то большего людям, в том числе и женщинам, нужна голова на плечах, а не между ног.

– Иди, – проговорил он нежно. – Тебе пора. Не дай бог тебя хватятся и найдут здесь, это разрушит все наши планы… – Надо бы почаще говорить ей «мы» и «наше», смекнул царевич.

Будто в подтверждение его слов послышались отдаленные шаги и голоса за дверью. Однако Майя не торопилась.

– Ну же, иди! – Таммуз напрягся и едва не крикнул.

Девица сжала его ладонь и ветром вылетела за дверь. В десяти шагах стоял Сарват с приятелем. Заметив брата, Майя остановилась, но, не зная что сказать, развернулась и рванулась в покой, заперлась и, задрожав, как лист, обхватила себя руками. Сердце колотилось быстро-быстро.

Сарват, бросив другу «Подожди!», с грохотом хромая, ворвался в спальню Таммуза.

– Как это понимать?! – раздалось еще с порога.

– Что? – невозмутимо осведомился Таммуз. Он сидел за столом, делал изумленное лицо и честные глаза.

– Что моя сестра делала в твоей спальне?

– О, ты об этом. – «О чем же еще, скотина поганая!» – Видишь ли, Сарват, твоя сестра успела сдружиться с моими сестрами, поэтому я подумал, что она наверняка поддерживает связь с Танирой. И, случайно встретив ее по дороге, любезно попросил Майю помочь: подсказать гонца, который мог бы помочь мне в сообщении с родственницей.

Сарват не верил ни на грош.

– И что, она помогла тебе? – с ядовитой угрозой спросил Сарват, надвинувшись.

– О нет, я попытался поговорить с ней, но царевна была чем-то сильно расстроена, и я понял, что сейчас не то время, чтобы беспокоить ее высочество своими проблемами. Ты ведь и сам наверняка заметил, что у нее глаза опухли от слез.

Ах да, сообразил Сарват. Он как-то не обратил на это внимания. А Таммуз тем временем, состроив самую невинную физиономию, продолжал:

– Может быть, подскажешь, как быстрее и безопаснее общаться с сестрой? Или, возможно, ты мог бы попросить владыку разрешить мне проведать ее?

Сарват был зол, как черт, и вежливость орсовского царевича раздражала и распаляла его еще сильнее.

– Не стану я его ни о чем просить! – заорал он на орсовского мальца. – Не думай, что я поверил тебе, ублюдок, и от моей сестры держись подальше. Мы все уже заметили, что ты с нее глаз не спускаешь!

– Жаль, что у тебя нет настроения, Сарват, – сокрушился Таммуз. Печально-то как, правда. – Но не нужно оскорблять мою матушку или отца. Может, наши державы и воюют, но это же не повод сомневаться в чистоте моего происхождения.

Сарват отборно выругался и вышел, шарахнув дверью. Таммуз откинулся на спинку стула.

Ничего, пусть Сарват задирается, пусть все они продолжают болтать, что он, Таммуз, больше никто, пустое место, ноль. Обидчивые всегда обижаются и будут обижаться. Болтливые всегда болтают и будут болтать, потому что говорить – удел тех, кто просто не способен на большее. А он, Таммуз, будет трудиться, как трудятся все упрямцы мира, и терпеть, как не дано ни одному мученику. Воистину терпение – это не добродетель, это самый острый клинок, самая тугая гаррота в руках мести.