Книга Гений, страница 29. Автор книги Мари Лу

Анден ничуть не изменился после нашей встречи на торжественном приеме — высокий, царственный, элегантный; темные волосы аккуратно уложены, вечерний костюм приятного темно-серого цвета с золотыми пилотскими кантами на рукавах и золотыми эполетами. Но его зеленые глаза печальны, и плечи слегка ссутулены, словно под грузом новых забот. Кажется, смерть отца все же не прошла для него бесследно.

— Садитесь, пожалуйста, — говорит он, вытягивая в мою сторону руку в белой (пилотской) перчатке.

Говорит он очень тихо, но его голос хорошо слышен в просторной комнате.

— Надеюсь, вы не испытали неудобств, миз Айпэрис.

Я опускаюсь на стул и отвечаю:

— Нет, не испытала. Благодарю.

Анден садится по другую сторону стола, а солдаты принимают свою обычную стойку.

— Мне передали, что вы хотите поговорить со мной лично. Надеюсь, вы не возражаете против одежды, которую я вам предоставил. — Он делает паузу в долю секунды — достаточную, чтобы робкая улыбка осветила его черты. — Подумал, вы не захотели бы обедать в тюремной робе.

В его тоне слышится покровительственная нотка, и это раздражает меня. «Как он посмел вырядить меня, словно куклу?» — кипит мое негодующее «я». В то же время на меня производит впечатление его непререкаемый вид, его полное соответствие новому статусу. Власть свалилась на него неожиданно, огромная власть, и он несет ее бремя так достойно, что моя прежняя лояльность Республике тяжело давит мне на грудь. Неуверенность, свойственная Андену раньше, исчезла. Он родился, чтобы повелевать.

Видимо, у него возникло к вам чувство, говорил мне Рейзор. И вот я склоняю голову и смотрю на него сквозь ресницы:

— Почему вы так хорошо со мной обходитесь? Я думала, что стала врагом государства.

— Мне было бы стыдно обходиться с самым знаменитым гением Республики как с заключенной, — поясняет Анден, выстраивая в идеальном порядке вилки, ножи и бокал для шампанского. — Вам ведь это не претит?

— Вовсе нет.

Я снова оглядываю зал: запоминаю расположение ламп, декор стен, место каждого солдата, их оружие. Изысканность нашей встречи наводит меня на мысль, что Анден позаботился о платье и обеде не ради флирта. Думаю, он хочет, чтобы известие о том, как он хорошо обошелся с Джун Айпэрис, стало достоянием общественности. Он хочет, чтобы люди знали, как новый Президент обращается со спасительницей Дэя. Моя прежняя неприязнь поколеблена — эта новая мысль интригует меня. Вероятно, Анден знает о своей плохой репутации среди бедняков. Возможно, он надеется на поддержку народа. Если так, то он делает то, что ничуть не заботило его предшественника. И еще одна мысль возникает в голове: если Анден и в самом деле ищет одобрения публики, то что он думает о Дэе? Новый Президент совершенно точно не заслужит любви, если объявит охоту на самого знаменитого преступника Республики.

Две служанки приносят подносы с едой (салат со свежей земляникой, грудинка с пальмовой сердцевиной), две другие укладывают свежие белые салфетки нам на колени и наливают шампанское в бокалы. Слуги принадлежат к высшему классу общества (они ходят с неподражаемым изяществом элиты), хотя, вероятно, рангом ниже моих покойных родителей.

А потом происходит нечто совершенно необычное.

Наливая шампанское Андену, служанка задевает бутылкой бокал, тот переворачивается, шампанское проливается на скатерть, а потом бокал скатывается со стола и разбивается об пол.

Служанка вскрикивает и опускается на четвереньки. Рыжие кудряшки выбиваются из аккуратного хвостика, несколько прядей падают на лицо. Я обращаю внимание, какие у нее холеные руки — девица явно принадлежит к высшему классу.

— Ах, простите, Президент, — снова и снова повторяет она. — Ах, простите. Я сейчас поменяю скатерть и принесу другой бокал.

Не знаю, какой реакции я ждала от Андена. Что он ее отругает? Сделает выговор? Или хотя бы нахмурится? Но я потрясена: он отталкивает свой стул, встает и протягивает руку. Девица, кажется, цепенеет. Ее карие глаза раскрываются шире, губы дрожат. Анден одним движением наклоняется, берет обе руки девушки в свои и помогает ей встать.

— Это всего лишь бокал шампанского, не порежьтесь, — спокойно говорит Анден, затем машет солдату у двери: — Швабру и совок, пожалуйста. Спасибо.

— Сию минуту, Президент, — кивает военный.

Пока служанка бегает за новым бокалом, пока привратник собирает осколки, Анден с царственной грацией снова садится на свое место. Он берет нож и вилку, безупречно соблюдая этикет, отрезает кусочек свинины.

— Так расскажите, агент Айпэрис, зачем вы хотели увидеть меня? И что случилось в день казни Дэя?

Я следом за ним беру нож и вилку и отрезаю кусочек мяса. Длины цепей на моих запястьях хватает ровно для того, чтобы я могла есть, словно кто-то специально их отмерял. Я выбрасываю из головы происшествие с бокалом и рассказываю историю, сочиненную для меня Рейзором:

— Я и в самом деле помогла Дэю избежать казни, а мне помогли Патриоты. Но когда все закончилось, они меня не отпустили. Видимо, я умудрилась бежать от них ровно перед тем, как ваши люди меня арестовали.

Анден неторопливо моргает. Верит ли он хоть одному моему слову?

— Последние две недели вы провели с Патриотами? — спрашивает он.

Я проглатываю свинину. Еда отличная, мясо такое нежное — просто тает во рту.

— Да.

— Понятно.

Голос Андена звучит натянуто, недоверчиво. Президент вытирает рот салфеткой, потом кладет приборы и откидывается на спинку стула.

— Значит, Дэй жив. Или был жив, когда вы покинули его. Он тоже работает с Патриотами?

— Когда я бежала, он был жив. Жив ли сейчас — не знаю.

— Почему он сотрудничает с ними, если в прошлом их избегал?

Я чуть пожимаю плечами, изображая недоумение:

— Он ищет, кто бы ему помог найти брата, и он в долгу перед Патриотами за то, что они вылечили его ногу. У него было инфекционное осложнение раны после… всего.

Анден делает небольшой глоток шампанского, и на время разговор смолкает.

— Почему вы помогли ему бежать?

Я сгибаю руку в запястье, чтобы кандалы не врезались в кожу. Цепочка громко звякает.

— Потому что он не убивал моего брата.

— Капитана Метиаса Айпэриса.

Он произносит его полное имя, и я ощущаю приступ почти физической боли. Знает ли он, как умер мой брат?

— Сочувствую вашему горю.

Анден чуть склоняет голову — неожиданный знак уважения, от которого комок встает в горле.

— Знаете, я читал о вашем брате, когда был помоложе, — говорит он. — Я помню его школьные отметки, помню, как хорошо он прошел Испытания, а лучше всего помню, каким умелым компьютерщиком он был.