Книга «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники, страница 319 – Владимир Костицын

* * *

2 апреля 1959 г.

У Каплана: бедная Елена Зиновьевна выписалась из госпиталя и послана на 40 дней выздоравливать в деревню в Normandie, а болезнь такая, что излечению не поддается.

Принес от Каплана биографию моего покойного приятеля Павла Александровича Молчанова ^[1904]. Оказывается, он погиб при эвакуации из Ленинграда, осажденного немцами: потонул в Ладожском озере. Было в нем много энергии, инициативы, лукавства, задора ^[1905].

* * *

4 апреля 1959 г.

Прочитал Гарина «Несколько лет в деревне»: ^[1906] дела очень давно минувших дней, а все-таки я взволновался: вспомнил контакты — семейные — с деревней и крестьянами и поджог нашего нового деревенского дома при первом появлении моих родителей на нашей родовой земле. Было это весной 1910 года, а сам я был в Париже ^[1907].

* * *

16 апреля 1959 г.

К вечеру — визит Потемкина. Конечно, за пятнадцать лет он изменился порядком и внешне, и внутренне; между прочим, превратился в своеобразного мистика. Работает на металлургию. Людмила Евгеньевна стала просто врачом, оставив всякие лабораторные затеи. Девочкам — 22, 17 и 16 лет, и, конечно, они не склонны слушаться родителей и считаться с ними: везде то же самое. Катков бросил жену ради какой-то сомнительной особы, но ему не пришлось осуществить свое счастье или несчастье. Случайное ранение положило конец его жизни (эмболия) ^[1908].

* * *

3 мая 1959 г.

Визит Пренана. Он действительно вышел из партии и решил совершенно отстраниться от политики. О Торезе говорит с яростью. С оппозицией пока не связывается, но она ищет связи с ним; виделся с Tillon, очень дружески ^[1909].

* * *

7 мая 1959 г.

Как хорошо нам бывало в дни этих майских праздников: мы уезжали в Achères и вовсю наслаждались весной среди сосен или среди буков и дубов леса Fontainebleau. Скучнейший день сегодня. Я побывал в «Доме книги», где тихо скучали Каплан с Иваном Федоровичем. Принес альбом, посвященный Кончаловскому, которого я когда-то встречал у Куприна, еще когда они оба были кубистами и членами «Бубнового валета». Оба проделали большую эволюцию к реализму. Первый портрет в альбоме — художника Якулова, когда-то работавшего (как и его брат-адвокат ^[1910], впоследствии расстрелянный) в нашей боевой дружине ^[1911].

* * *

21 мая 1959 г.

Встретил Фотинского. Он несколько бодрее, продал в салоне одну из своих картин за 60 000; жена была с ним, и у нее вид более веселый, чем при нашей предыдущей встрече. Илья Эренбург навестил его ^[1912]. Свою мастерскую Фотинский сохраняет ^[1913].

* * *

26 мая 1959 г.

Глупейшее письмо от Маргариты в ответ на мое, посланное уже довольно давно. Пишет из «Chalet rose», где находится с 9 мая, конечно, а у нее стоит «с 9 июня», и в первых числах июня возвращается в Париж. Письмо содержит упреки за наш февральский разговор. Запишу его, кстати: почему-то у нас появился вопрос о Маяковском, и она вдруг с упоением заговорила, как он был влюблен в нее, как она дала ему три раза пощечину и т. д.

Я слушал, слушал и вдруг сказал: «Как это, в конце концов, несправедливо! Что его привлекло к вам? Смазливое лицо?»

Она: Я знаю, что вы всегда считали меня ничтожеством. Но у меня было большое внутреннее содержание, и только вы не сумели его заметить.

Я: А в чем же оно проявлялось?

Она: В музыке.

Я: Мы знакомы с вами 40 лет, и я ни разу не слыхал вашей игры.

Она: Трудно было услыхать, после филармонии мне не пришлось играть.

Я: Это значит, что вы пошли по линии наименьшего сопротивления.

Она: А мой литературный талант?

Я: А я и не знал. Где вы печатались?

Она: Я не печаталась, а писала письма.

Я: У меня в ящиках имеется несколько сот ваших писем ко мне и к Юлечке. Письма как письма, вполне женские, но литературного таланта в них не заподозришь.

Она: Ах, вот как? Знайте, что я к вам больше не приду ^[1914].

* * *

12 июля 1959 г.

Визит Пренана перед отъездом: он уезжает в Roscoff сегодня вечером. Говорили об очень интересных вещах, но записать нельзя. Между прочим, Хрущев снова хвалил Лысенко и ругал его противников, в частности — Дубинина. Бегство из партии в здешних академических кругах принимает повальный характер: Petit, Teissier, André Prenant и т. д., и т. д., и т. д. Сам Пренан раскален до последней степени, больше, чем полагалось бы. Надеюсь, что отдых и научная работа в Roscoff дадут ему истинную меру вещей ^[1915].