Онлайн книга «Охота на Вепря»
|
– Да у них гульба на всю Ивановскую, – заметил Степан. – А Марфы Алексеевны не видать! – Может, и нет ее тут? – жадно оглядывая углы комнаты, с величайшим облегчением кивнул я. – Что думаешь, Степан? Не видать же ее! – Верно, Петр Ильич, не видать. – Господи, если жива еще… – Я так думаю: не видать ее потому, что она, может быть, сейчас в комнате соседней к лежанке ремнями пристегнута. Это у них в правиле. Или, что вернее, во-он для него припасена – для главаря их, – кивнул в начало стола Горбунов. – И впрямь же – Бык! Он – широкоплечий и бородатый, в расстегнутой на волосатой груди алой рубахе, с широким кольцом в мочке уха, сидел во главе стола. Нет, не сидел! Раскачиваясь, откидываясь назад, он ржал, и как мне показалось, ржал громче всех. Стекла подрагивали от их общего лающего и рыкающего звериного смеха. – Где же у них отхожее место? – поинтересовался я. – Как думаешь, Степан? – Да не дворец поди, – усмехнулся тот. – На морозце эти твари гадят, точно! Один из разбойников, с черной повязкой через правый глаз, встал и, покачнувшись, вытащил из-под себя табурет. – А вон этот-то, одноглазый, куда пошел? Не к нам ли, на морозец? Все еще корчась от смеха, он вышел из-за стола и направился к низким дверям. Распахнув их, скрылся в темноте. Я мог бы поклясться, что его отсутствие никем замечено не было! – Обойдем дом? – предложил Степан. – Обойдем, – кивнул я. За домом, в углу двора, мы сразу увидели дощатый туалет. И сейчас же скрипнула дверь позади дома, и на улицу вышел тот самый косой мужик, только уже в тулупе. До нужника он решил не тащиться – стянул портки прямо за домом и тут же, кряхтя, уселся. Но важного дела мы ему сделать не позволили. Подступили двумя тенями. – А-а?! – открыл он было рот, но, приложив палец к губам и сказав: «Тс-с!», я вложил ему в пасть дуло револьвера. Второй револьвер уперся ему в темя. – Ты уже почти на том свете, голозадый, – улыбнулся я. – В аду, на самом донышке. Поэтому тихо сиди, не рыпайся. Понял? Тут-то мужичка и прострелило. Громко и с треском! Я с отвращением скривился, а Степан, усмехнувшись, сказал: – С облегчением, душегубец. Давай, не стесняйся. Видать, в последний раз. Верно, Петр Ильич? Имен своих мы уже скрывать и не думали! – Верно, Степан, – кивнул я и спросил у застигнутого врасплох татя. – Марфа Алексеевна Прянина, которую вы у Сивцовых взяли, жива? Говори, сволочь. С ледяным дулом во рту, мужик испуганно кивнул. – Где она? Пленник жалобно замычал. – В этом доме? Вновь кивнул. Я вытащил из его пасти револьвер. – Так где она? – В подполе, – прохрипел мгновенно протрезвевший мужик. – Ага. Точняк в подполе. – Истязали? – Не знаю, барин, девка-то больно хороша! Не для всякого. С ней Бык Мироныч наш балакал… – Насиловал? – Да, кажись, нет. – Отчего же такая честь? Что хотел от нее? – Откуда ж мне знать-то? – Говори или второй глаз выдавлю. Этим вот стволом и выдавлю. Как ни странно, но угрозы действовали на всех подонков купца Кабанина схожим образом – тотчас развязывали им язык. Шкурники за шкуру свою в первую очередь и боялись! – Да про важного барина спрашивал. От графа какого-то. Она с ним вроде как того. С барином с этим. Любовь и так далее. Ага. Краем уха я слышал. Он вроде как зуб имеет на всех наших. Барин тот. Ага. – Значит, жива? – велико было мое облегчение. – Жива-живехонька. За ней, бабенкой этой, приехать должны. Завтра. – Кто? – А вот этого не знаю, – честно ответил бандит. – Тот, кто за нее деньги заплатил. У Быка Мироныча свои секреты! – Зачем помещицу Сивцову убили? – Да уж больно грозилась она! Ага, – кивнул он. – Кому такое по нраву-то? Тюк по голове – и все угрозы. – Ясно. В подполе, значит, ваша пленница. А глубокий подпол-то? – Ох, глубокий! – живо закивал мужик. – Колодец! Одна дверца, другая. Поначалу грибочки да ягодки на зиму. Для хранения. А поглубже – для таких вот несговорчивых, как барышня эта. Для купчишки какого, должничка, али сыночка его. Я портки-то одену, барин? Дозволь, а то срамота, а? В дерьме весь… Я взглянул на Степана – он понял все разом. Шагнул к мужику и от бедра ударил его ногой в скулу. Разбойник влетел головой в бревно и раскис в изгаженном снегу. – Теперь ступай за нашими, Степан, – приказал я. – Да поскорее приходите. – Я вас тут одного не оставлю, – замотал он головой. – А если еще кому приспичит? Увидят, – кивнул он на татя. – Ступай, – приказал я. – Подумают – пьяный, уснул. Мой помощник кивнул. Он оказался прав. Еще минут через пять из дома вывалились двое мужиков и так же завернули за угол. Я к тому времени уже стоял за поленницей. – Смотри-кась! Косой-то спекся, да еще без штанов! Да в дерьме! – говоривший уже прудил на дом, рядышком со своим товарищем. – Вот умора! Замерзнет ведь! – оба закончили дело одновременно. – Погляди, и голову разбил, нажрался-таки! А ну, хватай его – потащили в дом! Они прихватили одноглазого за руки и поволокли к заднему крылечку. – В сенях оставим, Бык Мироныч ему не возрадуется. Обгаженному-то! Нам еще попадет! Минут через десять дом окружил отряд станового пристава Кречинского. Я уже вышел за ворота. В избе по-прежнему шел пир горой. Ржали, звенели стопарями, набивали утробы. Упивались и обжирались, не ведая печали! Ничего не боялись разбойники в лунную февральскую ночь, далеко забравшись от всех губернских сыщиков! И все же мы решили дождаться казаков. Вскоре взвод широко рассыпался цепью вокруг хутора. Казакам заранее сказали, что тут залегли революционеры-террористы, бомбометчики и поджигатели, и казачки сабельки наточили остро. Не любили они эту шатию-братию, угрожающую порядку Российской империи! Несколько казаков остались на улице перед домом – караулить дорогу. А наш отряд, уже войдя во двор и окружив избу, запалил приготовленные заранее факела. Кречинский, переглянувшись с есаулом Карпенко, а затем и со мной, скомандовал: «С Богом!», – и тотчас же обильно смоченные в керосине факела полетели на соломенную крышу… Мы ждали. Замерев, затаив дыхание. Из дома сбивчиво выливались трели гармоники, рвалось все то же пьяное ржание. Пламя ползало, приноравливалось, а потом привыкло и, подхваченное и взбодренное морозным ветерком, пошло в стороны. И вот уже сурово затрещала огнем вся крыша. |