Онлайн книга «7 способов соврать»
|
Только я ступаю за кулисы, занавес опускается, обрушиваясь на сцену словно в изнеможении. Зал взрывается бурей аплодисментов, бодрящих, как проливной очищающий дождь. Джунипер Киплинг
Я представляю, как на следующей неделе он едет по Восточной автостраде I-70. Твердые руки, стабильный руль, стабильная скорость, и машина неотвратимо исчезает вдали. Я представляю, как сама в следующем году поднимаюсь на трибуну. Поджилки не трясутся, дыхание ровное, ровный шаг, уверенность в себе. А что я буду помнить о его глазах, кроме того, что в них его душа и что, когда я смотрела в них, меня переполняла надежда? Я представляю в багажнике его автомобиля рядом с запасным колесом заклеенные скотчем коробки, в которые уложены Хемингуэй и Бьюкес, Кристи и Мартин, Маркес и Моррисон, Роулинг и Бард. Весь его нехитрый скарб уместился в легковушке, и то не заполнил ее битком – он привык таскать свой дом за собой. Я представляю будущее с ним и будущее без него. Но в четверг вечером я мечтаю не о нем. Я мечтаю о городе, сотканном из скрипичных струн и упаковочной пленки, о городе, бурлящем на жаре летнего солнца. Я мечтаю о голосах, которые еще не слышала и по которым еще не скучаю; мечтаю о пока еще неведомых мне уголках земли, о произведениях, которые еще не исполняла, о людях, которых еще не любила. Меня будит музыка, мелодичный звон будильника, и, умиротворенная и безмятежная, я смотрю в потолок. Думаю, я начинаю понимать природу единения двух сердец. Они не напирают друг на друга, как больные растения на подпорки. Не душат, как лианы, туго оплетающие свои опоры. Два любящих сердца – это два дерева: два самостоятельных организма с отдельными корневыми системами, со своей структурой расположения веток. Их листья по-своему впитывают солнечный свет, по-своему дышат. Два дерева, объединенных тем, что между ними висит: гамак, или гобелен, или качели – что-то третье, прекрасное, без которого оба зачахнут. Сердца соединяются, как ладони. Не по необходимости. По собственному желанию. Оливия Скотт
– Ша-ливия, – раздается за моей спиной голос какого-то придурка. У меня полный рот зеленого гороха. Я оборачиваюсь, собираясь сердито почавкать в морду тому, кто меня обозвал. Увы, тот уже скрылся среди ребят, непрерывным потоком идущих мимо столика, за которым мы сидим. Решив, что почавкаю ему в морду в другой раз, я вновь смотрю на собеседника. – Козел! – кричит Мэтт вслед моему обидчику. – Не стоит, – говорю я. Мэтт вздыхает и, ссутулившись, принимается рисовать рожицы в тетрадке по истории. Берк Фишер, сидящий по другую руку от него, утыкается своим украшенным пирсингом носом в одно из сочинений Кьеркегора [60]. – Что тебе крикнули? – интересуется Джуни. Она сидит напротив меня. – Я не совсем уловила суть неуместного оскорбления в твой адрес. – Ша-ливия, – объясняю я. В гвалте, отражающемся от потолка столовой, приходится говорить довольно громко. – Сочленил «шалаву» с моим именем. Ха-ха. Очень смешно. – Не обращай внимания, – советует Джуни. – Вид у тебя усталый, леди. – «Усталый» – не то слово, – ворчу я и обращаюсь к Кэт, устроившейся за столом рядом с Джуни: – Ты не говорила, что твой спектакль на девяносто семь процентов – душераздирающая драма. – Русская пьеса, – пожимает она плечами, с причмокиванием потягивая сок из пакета. Кто-то трогает меня за плечо. Я снова оборачиваюсь, решив, что это вернулся тот хам. Оказалось, что нет, не он. – Клэр. Я… привет. Я кладу вилку на поднос. Джунипер передала мне их вчерашний разговор, но сама Клэр так и не подошла к нам во время обеда. Я искренне надеюсь, что она извинилась перед Лукасом. – Не возражаешь, если я сяду с вами? – Каждое слово она произносит нерешительно, с заминкой. – Нет, конечно. Она усаживается на синий пластиковый стул справа от меня. Над ухом у нее пушится выбившаяся прядь. – Я поняла. Кажется. – Что поняла? Клэр понижает голос: – Почему это нечестно, если парни ждут от тебя… всякое-разное. Они не вправе уважать тебя меньше за то, какой выбор ты делаешь. И я тоже. – Она нервно сглатывает. – В общем, я пытаюсь извиниться за то, что осуждала тебя. Это больше не повторится. Меня обволакивает теплое чувство благодарности. Зная Клэр, я понимаю, как тяжело ей это далось. – Перед зеркалом репетировала, что ли? – спрашиваю я с мягкой насмешкой. Ее веснушчатое лицо пунцовеет. – Может быть. – Она переводит взгляд на Джунипер, потом снова на меня. – Я тут подумала… м-м… давненько мы вместе не собирались. Может, придете ко мне вечером, когда я вернусь домой с тренировки? Клэр прикусила одну щеку. Черт. Последний раз она, наверно, так нервничала в девятом классе, на квалификационном турнире по теннису. – Конечно, – отвечаю я. – Но только у нас два условия. Во-первых, мы смотрим «Парки и зоны отдыха». Во-вторых, ты перестаешь вести себя так, будто нашей дружбе скоро конец. – Что? – Клэр. – Я легонько толкаю ее в плечо. – Клэр. Между нами нет никаких разногласий, ясно? Какое-то время она не в состоянии совладать со своим языком. Потом все же уточняет: – Никаких? – У меня, например, все отлично, – говорит Джуни. – И мне давно не было так хорошо, – признаюсь я. – Так что если ты пришла в себя и в ладу сама с собой, значит, по определению, наше маленькое трио пребывает в полном согласии. |