Онлайн книга «Катаев. Погоня за вечной весной»
|
По мнению Розова, этот успех обеспокоил «хозяев», и именно поэтому в Беркли и Стэнфорде были только преподаватели, студентов не пригласили. Зато в Бостоне опять допустили студентов — полный зал и неподдельный восторг. «Слушая блистательные ответы на вопросы, брошенные реплики, скажу прямо: я восхищался Катаевым. Много я знал талантливых людей, но человека более острого ума, пожалуй, не встречал». А в Вашингтоне их отвели в непонятное учебное заведение, где поджидала стайка странно взрослых студентов. На выходе Катаев — из шпиономании ли, романтически играя или и вовсе проницательно — предположил: «Это разведчики, им показывали нас и говорили: «Смотрите, вот они, советские люди». Это для них был урок». Он попросил о встрече с членами компартии США (очевидно, дали поручение в Москве). Госдеп пытался помешать, и все же встреча случилась — квартирник, человек двадцать, угощали русскими пирожками. «И как удалось Катаеву сломить сопротивление Госдепартамента, не знаю. Скажу только: он был человеком мощным». В Нью-Йорке Валентин Петрович закатил скандал. Перед встречей в Колумбийском университете жестко спросил: — Будут студенты? — К сожалению, у них скоро экзамены, но… — Выступать не будем. — Да, но это же, господа, неудобно, тут профессора, сотрудники. — Выступать не будем. — Но уже объявлено, придут известные люди. — Выступать не будем. — Госдепартамент просил вас… — Выступать не будем. — И обратился к Розову: — На кой леший нам вся эта антисоветская публика? Вы не возражаете, Виктор Сергеевич, не будем? Тот согласился, хотя был и не против встречи. Так она и не состоялась. В розовских воспоминаниях есть и другой пример крутизны характера. Они посетили загородную виллу некоего (Розов деликатно утаивает имя) популярного и немолодого писателя, который встретил их сухо и надменно. По пути из его дома на вершине холма Катаев вдруг приказал: — Стоп! Выскочил из машины и, размахнувшись, швырнул подаренные книжки… — Зачем это вы, Валентин Петрович? — спросил Розов. — А что он мне, как институтке, сверху свою поганую фамилию написал! — Катаев был разъярен непочтительным росчерком. В Бостоне они посетили в больнице 88-летнего поэта Роберта Фроста и, возможно, были последними паломниками у его одра — на пороге их чуть не растерзали репортеры. Заговорили о возможности войны, Фрост афористично прошелестел: — Только не надо обрывать плоды в садах и отравлять воду в колодцах. Катаев усмехнулся: — Если бы все были такие добрые, как вы… Внезапно поэт переменился, сверкнул глазами, отрубил: — Я совсем не добрый. Возможно, почувствовал ядовитую и бодрящую энергетику гостя… Катаев вспоминал, что поэт, «неутомимо разглагольствуя, умирал» с пергаментно-пятнистым лицом, «уже как бы захватанным коричневыми пальцами вечности»: ««А теперь говори ты», — сердито сказал он и с усилием коснулся своим бокалом моего бокала. Что мог сказать ему я в эту последнюю минуту нашей земной встречи?» Умер Фрост через несколько дней. А в Лос-Анджелесе, напомню уже сообщенное когда-то, Катаев посетил тайную любовь далекой юности Зою Ивановну Корбул, в 1920-м бежавшую из Одессы. Он не мог забыть ее всю жизнь. Разговаривали всю ночь. За чаем с желтыми этикетками «липтон». «— Скажите, почему вы тогда не вышли за меня замуж? — Молодая была, глупая, — тотчас с какой-то бездумной горестной легкостью ответила она, как будто ожидала этого вопроса…» Уже в самолете Катаев спросил: — Ну как, Виктор Сергеевич? — Потрясающе! — Да, нас пытали роскошью. Эту фразу пожилой драматург приводил уже в 1990-е как эпитафию СССР и добавлял: «Капитулировали, не выдержали пытки роскошью». Домой в память о сладкой пытке Катаев привез пластинку с музыкой фильма «Вестсайдская история» и с восторгом пересказывал любовный сюжет. Сыну подарил настоящие, цвета голубого неба джинсы — это было что-то! По утверждению Розова, в Америке «Катаев великолепно представлял нашу бедную, еще не устроенную, но древнюю и могучую страну». Впрочем, какие-то его слова вызвали нарекания дома. Не у кого-нибудь, а у Никиты Сергеевича, с кремлевской трибуны обвинившего его в «неосмотрительных заявлениях». Хрущев вообще становился все бесцеремоннее. В 1961–1962 годах он устроил несколько скандальных посиделок с интеллигенцией. Катаев, по утверждению сына, сознательно не присутствовал на них — лидер стал вызывать сильную, нараставшую неприязнь… Но есть и дневниковая запись Чуковского — 7 марта 1963 года он, со слов писателя Павла Нилина, отметил, что Катаев не получил приглашения в Кремль. Хрущевская страсть к интеллигенции усиливалась от свидания к свиданию… 1 декабря 1962 года Никита Сергеевич посетил выставку художников в Манеже, где пришел в исступление от увиденного: — Вот она, мазня!.. Это — педерасты в живописи!.. Копейки мы вам не дадим! Уезжайте! 17 декабря на встрече в Доме приемов ЦК КПСС он сел на любимого конька: — Слушайте, товарищи, господа, вы настоящие мужчины, не педерасты вы?! Вы извините, но это педерастия в искусстве, а не искусство. Так почему педерастам десять лет дают, а этим ордена должны быть?! Выступавший с ним дуэтом секретарь ЦК Леонид Ильичев назвал Катаева среди нескольких других подписантов (Эренбург, Чуковский, Симонов, Каверин…) личного письма Хрущеву, откуда стал зачитывать отрывки: «Мы обрадовались выставке московских художников, потому что это первая выставка за четверть века, на которой могли быть выставлены художники разных направлений… Если мы все обращаемся к Вам с этим письмом, то только потому, что хотим сказать со всей искренностью, что без возможности существования разных художественных направлений искусство обречено на гибель…» — Лучше было бы, если бы совсем не писали, — отозвался Хрущев. — Значит, можно не только малевать уродливые картины, но и превозносить их как новаторские искания, — заметил Ильичев. — Настраивают на эту волну некоторых молодых писателей и поэтов… — сказал Хрущев. — Вот только тем людям, мазню которых я видел, хотел бы сказать: хотите проявить ваш талант — получайте паспорта, вот вам на дорогу, езжайте… По сути вся встреча превратилась в отповедь «защитникам, покровителям и отчасти вдохновителям» того враждебного и чуждого, что было вновь, как в 1930-е, поименовано «формализмом». 7 и 8 марта 1963 года на масштабной — более шестисот участников — встрече с советской интеллигенцией в Кремле Хрущев метал молнии. Он вновь принялся долбить «подхалимов наших врагов». За «неправильное» поведение в Америке досталось и Катаеву. |