Книга Ревность волхвов, страница 55 – Анна и Сергей Литвиновы

А когда положила трубку, сказала:

— Нас с тобой просит подъехать к нему в гостиницу Кирилл Боков. Сказал, что для серьезного разговора.

…Через полчаса мы оказались в городке. Боков проживал в гостинице «Хуло Поро», или «Безумный олень», в который мы ходили на дискотеку.

Обитал дипломат в крошечном одноместном номере. Впрочем, ничто человеческое Бокову оказалось не чуждо. В узеньком коридорчике теснились горные лыжи, палки, ботинки. Значит, во время, свободное от взаимодействия с финским следствием, представитель посольства радостно скользил по заснеженным склонам.

— Извините за инвентарь. С тех пор, как на курорте появилось столько русских, — посетовал Боков, — администрация отеля не советует оставлять без присмотра свое обмундирование. Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе?

— Нет, спасибо, — ответила за нас обоих Леся.

Дипломат усадил меня на стул, а Лесю — в кресло прямо против окна. Сам он угнездился на кровати — в тени. Похоже, рассадка подозреваемых лицом к свету у него в крови. А может, я наговариваю? Он в жизни никого не вербовал, не допрашивал, а лицом к окну нас усадил случайно? Тем паче свет, что струил на нас лапландский полдень, был не ахти каким ярким.

В окно мы хорошо видели гору. По ней, каплями по стеклу, скользили вниз лыжники.

— Ходят слухи, — начал посольский, — что из расположения вашего лагеря бесследно исчез господин… как его… — Он защелкал пальцами, кажется, ожидая, что кто-то из нас ему подскажет, но мы промолчали, и тогда Боков справился со своею памятью сам: —… господин Родион Сыромятский?

Ни я, ни Леся не ответили. У меня по жизни имелось стойкое убеждение: чем меньше откровенничаешь с субчиками, подобными Бокову, тем лучше. Он казался представителем той породы людей, которые каждое сказанное слово могут использовать против вас.

— Вы не в курсе, где он и что с ним стряслось? — как бы между прочим поинтересовался посольский.

— Понятия не имею, — тряхнула головой Леся.

— Я тоже.

— Знаете, — начал Кирилл, — я хотел бы кое-что рассказать вам… Тем более что вы, кажется, ведете своего рода любительское расследование убийства… Видите ли, я охотно допускаю, что в нем замешан как раз гражданин Сыромятский… И его стремительное бегство эту версию только подтверждает… Вы собрали против него улики? Определили его мотивы? Есть ли у него алиби?

Мы с Лесей переглянулись. Она решительно ответила:

— Алиби у него нет. Но и мотива убивать — тоже. Как и улик против него.

— Улик нет — или вы их пока просто не нашли?

— Не нашли, — твердо молвила Леся. — А может, их вообще не существует. А почему вас так интересует Сыромятский?

— Понимаете ли, друзья мои! — с плохо скрываемым торжеством воскликнул Боков. — Сегодня Интерпол объявил вашего Родиона в международный розыск.

Посольский внимательно осмотрел нас обоих, словно желая проверить, какой эффект произвели его слова. На меня, что скрывать, — сильное.

— Но! — продолжил посольский, воздев указательный палец. — Сыромятского ищут не за убийство Сухарова. Пока не за убийство.

— А за что? — вырвалось у меня.

— Хороший вопрос! Не знаю, имею ли право я отвечать…

— А это что — совершенно секретно? — невинно спросил я. — Может, чтобы узнать, мне стоит просто зайти на сайт Интерпола?

Боков улыбнулся, словно отдавая должное моему вопросу, и молвил:

— Родион Сыромятский имеет тесные и плотные связи с организованной российской преступностью. С той ее частью, что занимается наркотрафиком.

Боков исподволь отсмотрел нашу реакцию, а затем продолжил:

— Он является своего рода эмиссаром и одновременно мозговым трестом одной из преступных группировок, занимающейся поставкой из стран Азии, транзитом через Россию, наркотических веществ в Европу. И есть основания думать, что именно здесь, в Финляндии, он осуществлял встречи со своими заграничными контактами. Возможно, совершенствовал старые или разрабатывал новые каналы переброски наркотиков на Запад…

Я мгновенно вспомнил людей, с которыми видел Родиона. Странный финн в баре в гостинице в Оулу… Носатый Панайот, с которым они прохаживались у нижней станции гондолы… Еще один господинчик в новогоднюю ночь… Наверно, то были действительно контакты…

— Сыромятский прекрасно образован, — продолжал атташе, — у него за плечами МГИМО, не больше, не меньше. Он знает множество языков — то ли шесть, то ли восемь. Великолепные мозги — он настолько сильный логистик, что за него, как за начальника отдела перевозок, передрались бы самые крупные корпорации. Но Сыромятский, увы, поставил свой ум и талант на службу наркомафии… Я вам расскажу одну вещь, только при условии, что она не покинет пределы этой комнаты, — хорошо, ребята?..

Меня передернуло. Терпеть не могу, когда меня называют (в числе других) «ребятами».

— Нам что, расписку о неразглашении писать? — улыбнулась Леся.

— Нет, я доверяю вашему слову — да и вообще вам доверяю, обоим… — Боков обвел нас открытым взором единомышленника. — Итак, у нас на Родине Сыромятский находится в оперативной разработке соответствующих органов. И за ним велось — причем даже здесь, в Финляндии — негласное наблюдение…

Мы с Лесей непроизвольно обменялись взглядами. Так вот откуда взялось прослушивающее устройство в коттедже! Действительно, оно предназначалось для Родиона. Что ж, чего-то подобного я и ожидал.

Наши косые взгляды не остались незамеченными Боковым, и он оборвал рассказ. Но тут Леся подалась к нему:

— И что же ваша наружка? Что она обнаружила? Убивал Сыромятский Вадима — или нет? И чем он вообще занимался днем второго января?

— Честно скажу, — развел руками дипломат, — никаких конкретных улик, связывающих Сыромятского именно с убийством, нам также обнаружить пока не удалось. А второго января — но это строго между нами! — ему удалось попросту уйти из-под наружного наблюдения, и чем он занимался в тот день, неизвестно. Он ведь хитер, как дьявол, а возможности оперативного наблюдения в иной, суверенной стране, у наших служб, как вы понимаете, сильно ограничены…

— Наружка провалилась. А подслушка? — невинным голоском поинтересовалась Леся.

Боков тяжело взглянул на нее.

— А вы, по-моему, знаете куда больше, чем рассказываете… Поэтому, мне кажется, именно вы можете отыскать улики, изобличающие Сыромятского в убийстве. Буду с вами предельно откровенен: нам бы очень хотелось, чтобы они нашлись.

На Лесином лице мелькнуло удивление — на моем, боюсь, тоже. И Боков эту нашу реакцию, видать, отследил, потому что сказал:

— Вы же взрослые люди, вы понимаете: встречи и беседы Сыромятского, пусть с самыми подозрительными типами, — это одно. Следователям нужно очень и очень потрудиться, чтобы невинную логистику (пусть даже наркотиков!) перевести на язык статей Уголовного кодекса. Тем более в чужой, европейской стране. Вы, Олеся, как будущий юрист, особенно хорошо должны это понимать.