
Онлайн книга «Ревность волхвов»
— И Женя убить тоже не могла. Снова прозвучал вопрос «почему?». Видимо, начинающая сыщица проверяла себя, а мои ответы помогали ей в размышлениях. Я пожал плечами: — Потому что у нее серьезно повреждена нога. Она по дому-то передвигается с трудом, а тут пришлось бы до нашего коттеджа ковылять метров пятьсот, а потом еще и возвращаться, пока Петя не проснулся. — Согласна, — кивнула Леся. — А еще? Кого еще мы можем исключить? Я мысленно пробежался по всем нашим, и получалось… Получалось, что все остальные, кроме Жени и Насти, убить как раз могли. Ратрак поравнялся с нами. Мы отступили на обочину. Вездеход прошумел мимо. Ратраком правил молодой, но донельзя серьезный финн. Мы помахали ему руками — в ответ он важно, не теряя собственного достоинства, кивнул и пополз дальше. За бульдозером тянулся идеально ровный, слегка волнистый снег. Даже жалко было его топтать, и дальше мы пошли гуськом по обочине. Я признал: — На все сто процентов мы не можем больше исключить никого. — В том-то и дело! — воскликнула Леся. Ратрак шумел мотором где-то уже далеко впереди, и нас опять со всех сторон обступала полярная ночь. — Вот скажи мне, — вдруг неожиданно перескочила девушка на другую тему, — только честно… Я просто не могу проникнуть в тайны вашей загадочной, как пять копеек, мужской, блин, психологии… Допустим, ты лежишь, болеешь, совсем один в коттедже. И к тебе вдруг приходит женщина. И начинает ворковать: ля-ля-ля, три рубля, я тебя люблю, я тебя хочу, я отдам тебе самое дорогое, что у меня есть. И срывает с себя одежды… Как ты поступишь? — А женщина красивая? — А есть разница? — обернулась и уставилась на меня Леся. — Конечно, есть. — Значит, красивой ты бы сказал: прыгай, дорогая, ко мне в койку? — Ну, наверно. — Ага. Впрочем, в тебе я и не сомневалась… Значит, для мужчины не имеет значения, любит он ее или нет? — Не имеет. — А играет роль, было ли у него с нею что-то раньше? — Абсолютно нет. На новенького даже лучше. — Хм, вот как? Но это лишь твое мнение, а ты у нас известный… — Она оборвала свою мысль, но я понял, что она хотела назвать меня бабником, и мне была, в общем-то, лестна подобная репутация. Однако я возразил: — Знаешь, Леся, мужики, по-моему, по сути своей все одинаковые. — То есть Вадим тоже сказал бы «да» любой? — Ну, если она не окончательная уродка или старуха… И знаешь, почему мы обычно говорим «да»? Потому что женщинам нельзя отказывать. Они в таком случае после смерти в гарпий превращаются. Или в фурий, точно не помню. — Вот ты как все повернул! — усмехнулась она. — Женщины, значит, во всем виноваты. — Конечно, — убежденно сказал я. — Вы — сосуд диавольский, соблазняющий… — Да уж тебе, конечно, лучше знать насчет сосудов соблазняющих… — саркастически протянула Леся. Она развернулась и пошла дальше, не разбирая дороги, оставляя следы на ровном снегу. Я догнал ее и пошел рядом. И в самом деле, что жалеть только что разглаженное белое полотно, — все равно завтра лыжники его разъездят. — Ну, — повернулась она ко мне, — а на такую, как Валентина, Вадим бы клюнул? Я минуту подумал и кивнул. — Пожалуй, да. Она хоть и не королева красоты, да и постарше его будет, но вполне даже ничего… Но главное тут не сама Валентина… — А что же? — воззрилась на меня сыщица. — Главное — у него в башке сидела бы мысль о том, что, переспав с ней, Вадим Кену — которого, по-моему, не сильно любил — рога наставляет. То есть мстит ему и унижает. — Ах вот оно как… — протянула Леся. — У вас тут тоже целая психология… — Но почему ты решила, — воскликнул я, — что в убийстве есть какой-то сексуальный момент? — Ты что, еще не понял? — Пока нет. — Вадим лежал на кровати голый. Абсолютно голый. — Ну и что? У нас, знаешь ли, в коттедже отлично топят. — У нас тоже. Но… Она запнулась. — Что «но»? — Ни финские полицейские, когда обыскивали после убийства ваш коттедж — а они искали очень тщательно, могу тебя уверить, — ни мы с тобой, когда осматривали давеча наш дом, не нашли ни одной окровавленной вещички. Ни единого предмета гардероба. А ведь крови было много, очень много — ну, ты сам видел… Спрашивается: почему убийца не испачкался? В этот момент ратрак развернулся и зачем-то пополз в нашу сторону. Почему он вдруг решил возвращаться? Неужели единожды пройденное полотно показалось ему недостаточно ровным? Его прожектора били нам прямо в глаза, слепили, и тут я, против воли, подумал, что место и время сейчас идеально подходят для убийства. Для того, чтоб убили — нас. Мы с Лесей в свете фар как на ладони. Одни в лесу. Вокруг ни души. Никто не услышит выстрелов. А даже если услышат, никто не обратит внимания. А тела — наши тела! — можно будет закопать в снег, и до весны — а она здесь наступает в мае — нас никто не найдет, как до сих пор не нашли Петю. Да и потом косточки наши (как и его бедные кости) могут растащить волки и лисы — которых здесь во множестве… И я, не рассуждая, с силой дернул Лесю за руку. Она не ожидала и рухнула в темноту, в снег. Сам я упал сверху и прикрыл ее своим телом. — Ты что? — прошептала она. Дыхание стало учащенным. Я прижал палец к губам: молчи, мол. Она послушалась. Тут мимо нас прополз ратрак. Краем глаза я увидел, что в кабине сидит все тот же меланхоличный финн. Вряд ли он собирался нас убивать… — Ты что, покушения боишься? — вдруг хихикнула Леся. Я не ответил. Мы лежали в снегу, и наши лица оказались совсем близко друг от друга. От ее кожи вдруг пахнуло одуряющим, головокружительным ароматом духов, и я поцеловал ее в губы. Она коротко ответила на мой поцелуй, а потом вдруг рывком отстранилась и вскочила на ноги. — Не сейчас, — тихо и волнующе проговорила она. — Опять «не сейчас», — пробурчал под нос я. Я не спешил подниматься. — А когда будет «сейчас»? Как ни странно, она расслышала и сверху вниз пропела мне в ответ: — Во-первых, ты пока не прощен. А во-вторых, еще не заслужил. Про себя я усмехнулся: «Тоже мне, провинциальная Снежная королева!.. Я ей служить должен!..» — но вслух ничего не сказал. Все равно сейчас не время и не место для решающей атаки на ее бастионы. Я поднялся и отряхнул свою одежду от снега. — Расскажи мне про Женю, — вдруг попросила Леся. |