Онлайн книга «Двенадцать поэтов 1812 года»
|
А опись, составленная дедом Батюшкова, — этот блистательный смотр наследственного добра! — вот она (конечно, не вся, а наиболее «вкусные» ее фрагменты): «Опись, сочиненная 796 году в сентябре месяце, Святых икон и прочего имущества. В зале: Портрет султана турецкого. Картин разных за стеклами пять. Зеркал малых продолговатых два… В спальне: Образ на полотне вечери тайныя. Картин о сыне блудном за стеклами пять. Родословная о роде Батюшковой… В лакейской горнице: <Икона> Апостола Петра, писанной на полотне. Родословная о роде царском. Портрет персицкого шаха и японского императора, два. Рожа убийца корола Швецкого, малая, за стеклом на бумаге. Зеркало в черных рамах, одно… В сенях: Рожа Димитрия Самозванца. Рожа Емельки Пугачева… В беседке в новом саду: Картина Птичка, за стеклом. Налицо книг, а именно: Лексикон российской словесной. Книжка лекарственная от уязвления змей. Книжка о пользе мозжовельника. Полковничья инструкция. Пехотной строевой устав. Устав купеческого водоходства. Фарфоровой посуды: Для масла чухонского судок, один. Чайника два, в том числе склееной один. Старых чашек чайных, синих саксонских, семь. Железных вещей: Пушек железных четыре с станинами деревянными. Удила турецкие одне, взяты в 737 году в Очакове Андреем Ильичом (в горнице; кому из сыновей достанутся, сохранят для памяти). Лошка для снимания меду, когда варят, одна. Цепь собачья с ошейником одна. Лом один. Форма для мороженья ягод. Карета дорожная, белая, обита белым сукном, со всем прибором. Одноколка без колес четырехколесная, одна. Шпага, украденная Омельяном, с портупеей, одна…» [224] В дедовом имении Батюшков жил мало, но предметное окружение его детства здесь проглядывает. Все родившиеся в зените Екатерининской эпохи не просто жили среди именно таких вещей — вещи образовывали уклад, который выражал эпоху. П. А. Бартенев замечательно говорил о том, что отличало век Екатерины: «Ясность, толковость и твердость быта» [225]. Ах, пушки железные со станинами деревянными, если бы вы замолчали навсегда! Шпага, украденная Омельяном, — ржавей на чердаке! Пылись, засиженный мухами, пехотный строевой устав! Дайте, дайте вырасти нашему герою! Глава вторая
Вспомнилось, что некоторые теплейшие письма апостолов были тоже письмами к другу. С. И. Фудель. Воспоминания
Неостывшие письма. — Битва при Гейльсберге. — «Сто смертей». — Рига. — Любовь. — Старик Мюгель. — Шведский поход. — Итальянские каникулы русской поэзии Если бы мы не считали заведомо архаичным того, кто появился на свет в XVIII веке, то Батюшкова читали бы сейчас в метро. Особенно его письма другу юности Николаю Гнедичу. Эти письма кажутся только распечатанными из электронной почты, еще страницы теплые от принтера. Нырнув в эту переписку двух друзей, нынешние двадцатилетние с удивлением признали бы в Косте Батюшкове своего приятеля. «Я готов ехать в Америку, в Стокгольм, в Испанию, куда хочешь, только туда, где могу быть полезен…» [226] Как узнаваема эта бравада в письмах из армии: «Не забывай, брат, меня. Я здоров, как корова. Твой Ахиллес пьяный столько вина и водки не пивал, как я походом…» [227] А с кем они еще могли обсуждать свои влюбленности и знакомства с барышнями? Только друг с другом. «Не видал ли ты у Капниста-стихотворца одну девушку?.. Каковы у нее глаза?.. Я во сне ее видел…» [228] «Я видел твою Софью, толстую Софью!!! или ты, или она зело переменились… Не приведи Бог честному человеку воображать, что женщины богини…» [229] «Я работаю сердцем, то есть стараюсь влюбляться. В кого? Еще и сам не знаю. А твоя Софья…» [230] «В доме у меня так тихо, собака дремлет у ног моих, глядя на огонь в печке; сестра в других комнатах перечитывает, думаю, старые письма…» (1 ноября 1809 года из Хантонова). Не этот ли вечер он вспомнит в саксонском городишке во время европейской войны, когда между боями будет писать письмо другу: «Кончая мое маранье, я сижу в теплой избе и курю табак. На дворе мятель и снегу по колено: это напоминает Россию и несколько приятных минут в моей жизни…» [231] Батюшков обаятельно ироничен и чужд пафоса. Так легко переходит с одного языка на другой. Европа для него не заграница, а летняя веранда. Античность — знакомый с детства чердак. Он ценит домашний уют, но может спать и на голой земле. Если надо, поскачет в атаку, но в душе — убежденный пацифист. Любовные приключения товарищей готов приветствовать, но сам ищет привязанностей глубоких, а еще лучше — вечных. И вот тут, конечно, пропасть в двести лет дает о себе знать. Нам уже через нее не перепрыгнуть. Сколько святынь у Батюшкова и его ровесников: дружба, Отечество, сыновний долг… С этими вещами они никогда не шутили. 29 мая 1807 года Батюшков участвовал в сражении при Гейльсберге. Его вынесли чуть живого из груды убитых. Обратный путь в Россию был долог и мучителен. Как он потом напишет: «Видя сто смертей, / Боялся умереть не в родине моей…» |