Онлайн книга «Оскар за убойную роль»
|
– Итак, документ. И еще – твои коллеги: Колпин, Щапов, Садовникова, Пастухов, Соколова, Теплицын. Мне надо знать все, что они говорят и делают. Ты поняла меня, Полина? – П-поняла. – Пока даю тебе сутки. Я сам свяжусь с тобой. А если что-то срочное – вот, возьми. – И толстяк повернулся и протянул Полине карточку, где был от руки записан номер сотового телефона. Номер – и ничего больше. Она схватила карточку, словно спасательный круг. – И помни, кто тебя от тюрьмы отмазал, – сказал толстяк. Теперь, обернувшись, он пристально глядел на нее и уже вживую встретился с ней своим взором, настолько острым, что Полина невольно отвела глаза. – Ты поняла меня? – Да, – пролепетала она, не глядя на толстяка. В ней раскрывалась, будто цветок или фейерверк, огромная, мощная, буйная радость. – Паша, выпусти ее, – приказал толстяк. Милиционер в форме передал ей паспорт и сумочку. А сидящий рядом с ней кожаный пробормотал: – Наркотик мы изымаем. – Потом вылез из «девятки» и даже, словно был джентльменом, придержал дверцу, дожидаясь, пока Полина выползет из машины. Как только она оказалась на тротуаре, опер в штатском нырнул в авто. «Девятка» взревела стартером, а потом сорвалась с места и резво унеслась по Петровке по направлению к центру. Полина, еще не веря в свое нежданное освобождение, с наслаждением вдыхая свежие ароматы московской ночи, поплелась в противоположную сторону – к Садовому кольцу. От радости она чувствовала себя невесомой, словно воздушный шарик. Полина даже и не задумывалась, что ее только что, как пишут в шпионских романах, завербовали… …А в «девятке», тем временем повернувшей на бульвары, происходил следующий разговор: – Подведете вы нас под монастырь, Валерий Петрович, – прогудел с заднего сиденья кожаный. Ему никто не ответил, и он стал развивать свою мысль: – Я-то что, я – человек вольный. Частный детектив – что с меня взять. Мне нарушать законы сам бог велел. Я и без вас, товарищ полковник, по лезвию бритвы хожу. Хотя наркотики беззащитным девушкам подбрасывать – работенка, прямо скажу, грязненькая… Ну а если взять Васю… И опять не ответил кожаному сидящий впереди толстяк. Тогда тот снова забубнил: – А вот взять Васю, – он кивнул в сторону водителя-милиционера. – Он же на службе. За такие шуточки не то что погоны могут с него снять – вообще на зону отправят… – Хватит, Синичкин! – жестко прервал излияния кожаного грузный. – Я тебя попросил – ты мою просьбу выполнил. Нечего тут бухтеть. Или ты что, цену себе набиваешь? – Бросьте, Валерий Петрович, побойтесь бога, – искренне огорчился кожаный. – Я тебе говорил или нет, что это нужно для Татьяны? – Да говорили… – вздохнул кожаный. – Вы же знаете: для Таньки Садовниковой я на все готов… Ну, и для вас, Валерий Петрович, тоже. Только потому и согласился. – А мне, Паша, – заявил грузный, – мне сейчас времени терять нельзя ни минуты, поэтому я и пошел на крайние меры. Лучше скажи: какие у тебя-то выводы? – Я ее по полной программе прокачивал, – помотал головой кожаный. – Насколько в таких условиях это возможно. И мимические реакции, и движения зрачков, и пульс, и потоотделение. По-моему, все чисто. – А что тебе твое хваленое оперативное чутье говорит? – Что эта Полина в вашем деле ни при чем, – убежденно проговорил кожаный, – не будь я Пашей Синичкиным. – Мне тоже показалось, что ее из списка подозреваемых можно вычеркивать, – подал голос водитель в милицейской форме. – Вот видите, ребятки, – неожиданно потеплевшим голосом сказал толстяк, – большое дело вы для меня сделали. Для меня – и для нашей Танюшки. – Я полагаю, – промолвил с заднего сиденья Павел Синичкин, – Татьяна не в курсе того, что мы тут за-ради нее вытворяем? – А как ты думаешь, Паша? – проговорил с оттенком досады полковник Ходасевич. – Думаю, что не в курсе. – Правильно думаешь. – Ну, естественно, – резюмировал Синичкин. – А то б она нам всем за свою сотрудницу глаза повыцарапала. «Девятка» пронеслась по ночным бульварам, а на Пушкинской площади повернула налево, на Тверскую, – чтоб завезти домой, на Большую Дмитровку, частного детектива Павла Синичкина. Вторник, вечер Те же самые двое – пожилой и тот, что помоложе, которые обедали вчера в ресторане «Венеция», – сидели в большом и роскошном кабинете. Оба устроились за низеньким столиком в углу. Прихлебывали кофе с коньяком. Видно было, что отношения между ними – самые доверительные и понимают они друг друга с полуслова. Время от времени они поглядывали на телеэкран. Установленный в нише шкафа небольшой телевизор транслировал документальные кадры, снятые, по всей видимости, скрытой камерой. Звук был выключен. – Ну, как теперь? – самоуверенно поинтересовался тот, что помоложе. И, не дожидаясь ответа собеседника, ответил сам: – По-моему, уже куда интересней. – Да, вроде стало немного порезвее, – не очень охотно согласился пожилой. – Говорю же тебе: у нас все получится! – высокомерно улыбнулся молодой. – Знаешь, кого товарищ Сталин предостерегал от «головокружения от успехов»? – вдруг спросил старший. – При чем здесь Сталин? – Он имел в виду таких, как ты. Тех, кто говорит «гоп», еще не перепрыгнув. – Почему я не могу радоваться тому, что все идет нормально? – слегка обиделся молодой. – Радоваться можешь, – кивнул первый. – А почивать на лаврах и считать, что все у нас в кармане, – нет. Все еще только начинается. – Да брось ты! – ухмыльнулся молодой. – Что такое особенное начинается? Обычная работа… * * * Когда Татьяна стояла в пробке, несмотря на позднее время выстроившейся на Садовом кольце, зазвонил ее мобильник. Она полезла в сумочку, валявшуюся на соседнем сиденье, и вытащила из нее аппарат. Глянула на дисплей. Ну, конечно же, Андрей Федорович. С неприятным предчувствием тяжелого разговора Таня нажала на «прием». Голос босса звучал исключительно холодно: – Татьяна, я могу узнать, что случилось? – А что особенного случилось? – Таня попыталась изобразить саму невинность. Но линия защиты была, пожалуй, выбрана неудачно. Андрей Федорович еще более сухо промолвил: – Ты сорвала важные переговоры. Таня постаралась, чтобы ее голос звучал миролюбиво, но не виновато: – Но ведь колбасник не первый и не последний клиент, которого мы упускаем. – Ты упускаешь, – акцентировал Андрей Федорович. – Все равно, у меня ощущение, что у нас ничего бы с ним не вышло. Он сам не знает, чего хочет. |