Онлайн книга «Осколки великой мечты»
…К тому моменту, как Ника миновала пост ГИБДД и выехала из города на Осташковское шоссе, решение уже созрело. Она сегодня же позвонит Ивану и решительно скажет: «Слушай, хватит валять дурака. У нас с тобой все кончено, и «хвосты» свои убери». Минут через десять Ника уже въехала в поселок. Дедуля-охранник увидал ее «БМВ» издали, поднял шлагбаум. Братки, что жили в поселке, обычно проезжали пост на полном ходу, грозно визжа покрышками. А Ника никогда не ленилась притормозить и сделать охраннику ручкой. Дедушка всегда радовался ее приветствию, расплывался в улыбке. Сегодня он даже не поленился спуститься из своей будки-курятника и подойти к Никиной машине. – Супруг ваш уже подъехал, – сообщил ей охранник. «Отлично, на ловца и зверь бежит, – подумала она. – Значит, Иван решил сам приехать и выяснить отношения». Но Баргузинов выяснял отношения как-то странно. Он ждал ее не дома, а за два квартала до него – перегородив своим джипом дорогу. Ника пожала плечами, затормозила, вышла из машины. Спросила с улыбкой (Иван стоял на дороге, грозный, словно статуя Командора): – Ты чего здесь? Пошли домой… Ника успела заметить, что сквозь щелку в заборе за ними наблюдает выводок востроглазых пацанов – в соседнем доме проживал старичок-генерал с многочисленными внуками. – Нам надо поговорить! – сквозь зубы процедил Иван. – Ну и поговорим дома, – пожала плечами Ника. По насупленному виду Баргузинова она поняла, что тот настроен на серьезную ссору. Отлично, она тоже к ней готова. Только не на виду же у соседей! – А где твой старый хрен? – спросил Баргузинов. Из-за забора явственно слышалось мальчишеское хихиканье. Ника подавила злость, показала глазами на место, где пряталась стайка любопытных пацанов, и спокойно сказала: – Иван, мы все обсудим дома. Она хотела добавить: «Не позорься!» – но удержалась. Зачем понапрасну его сердить? Им и так предстоит весьма неприятная беседа. За ту минуту, пока они ехали к дому и парковали машины (свой джип Иван в гараж не погнал, оставил во дворе), Ника уже определила схему разговора: «Иван, мы взяли друг от друга все, что могли. Наши отношения себя изжили. Я могу тебя уверить в том, что «старый хрен» – всего лишь мой деловой партнер. Но – не буду. Потому что теперь – это мое личное дело, и тебя оно не касается. Наша любовь прошла, помидоры давно завяли. Настало время поставить точку и расстаться друзьями». Но, как иногда бывает в математике (и тем более в человеческих отношениях), разговор пошел совсем не по заданному алгоритму… Иван прошел в гостиную, машинально принял чашку со сваренным Никой кофе. Он почему-то избегал ее взгляда. Смотрел куда угодно, только не на нее. Ника устроилась в соседнем кресле, выжидательно взглянула на него… Баргузинов сказал наконец – его голос звучал хрипло и неуверенно, что ему вовсе не шло: – Ника, я буду с тобой откровенным. Мне это решение далось тяжело… Ника, понимаешь, я понял… Это так смешно, – он нервно засмеялся, – так смешно и глупо… Она терялась в догадках. Чего такого Иван надумал? Ника коснулась его руки, подбодрила: – Баргузинов, не узнаю тебя! Чтоб ты – и смущался?! Говори быстрей! – Да, я смущаюсь! – сказал он громко. – Смущаюсь, как последний идиот! – Влюбился, что ли? – предположила она. – Девчонку молодую себе нашел? – Тебя это волнует? – Он цепко взглянул на Нику. – В общем-то, нет. – Она равнодушно пожала плечами. В камине потрескивали дрова. Огонь увлеченно лизал поленья, подмокшие деревяшки посвистывали. – Почему дрова мокрые? – неожиданно спросил Иван. – Опять забыли в дом занести? – Не занесли. Только уже под дождем спохватились… Они еще высохнуть не успели, – призналась Ника. – Бардак! – резюмировал Иван, презрительно пожав плечами. Это был прежний Баргузинов – сердитый, строгий, уверенный в том, что без него Никина жизнь пойдет под откос. – А какого черта ты тогда руки распускал? – фыркнула Ника. – Сам скандал начал, сам – ушел, а теперь еще на меня наезжаешь! Следил бы сам за своими дровами! Он опустил голову: – Ну… это… в общем, я извиняюсь. Раньше Ника бы опешила. Иван – извиняется перед ней? Извиняется? Смущается, словно школьник? Да раньше за его «прости» она бы ему на шею бросилась, зацеловала бы, растаяла в его объятиях! Но то было раньше. А сегодня Ника разъярилась. Она вспомнила, как прикладывала холодный компресс к щеке, на которой остался след от Ивановой руки, как Васечка утешал ее и плакал вместе с ней… – Поздно извиняться, – холодно сказала она. – Ушел твой поезд, ясно? – Ника… – Он потерянно посмотрел на нее. – Ну прости меня, я… я погорячился! Ника не верила своим глазам. Баргузинов даже говорить стал на пару тонов ниже, его голос звучал мягко, вкрадчиво – вылитый профессор Полонский! Заболел он, что ли? Может, у него СПИД нашли? – Ты, часом, не заболел? – Она постаралась, чтобы в голосе прозвучали презрительные нотки. – Да, заболел, – сказал он спокойно. – Тобой. Я заболел – тобой. Люблю тебя, дуру, ясно? Вот тебе, Никочка, и Юрьев день! Иван вскочил с кресла, нервно прошелся по гостиной. Его голос креп, набирал обороты: – Ника, коза! Старушка, я понял! Понял, что без тебя не смогу! Он подошел к ее креслу, опустился рядом на пол, взял ее руки в свои: – Мы столько пережили вместе. Вместе работали… Боролись… И я… я ни разу не говорил тебе, что я тебя – люблю. Ника ошарашенно смотрела на Ивана. Не может он говорить таких слов. Это не его метод, это бред какой-то… Неужели он ее разыгрывает? Зачем? – Иван, ты и вправду заболел. С головой поссорился, – сказала она твердо. Вместо ответа он приник к ее губам. Поцелуй был не сильно страстным, как всегда. Сегодня его губы касались ее губ осторожно и нежно. – Ника, давай начнем все сначала, – сказал он, разомкнув объятия. Она недоверчиво смотрела на него. И начинала понимать, что Баргузинов действительно не шутит. До Ивана наконец дошло – спустя сколько лет! – что женщине нужна любовь, нужны нежность и забота, а не только стопки баксов, придирки, окрики и сильный, грубый секс. Ах, Иван, если бы ты понял это немного раньше… Хотя бы год назад понял! И стал бы жалеть меня, и прижимать к груди, и утешать, если я плачу… А теперь – поздно. Ника сказала устало: – Иван, ты опоздал… Она тоже вскочила с кресла, встала перед ним – он по-прежнему сидел на полу. На ее глаза навернулись слезы. |