
Онлайн книга «Проигравший получает все»
![]() Кремни, а не люди – эти наши старики! Пока сестра добиралась до проезда Шокальского, Евгения Станиславовна разговорилась. Вскоре я узнал о Диме даже то, что, как я подозреваю, он никак не хотел бы делать достоянием гласности. К примеру, как маленький Димочка, посетив первый раз детский сад в четырехлетнем возрасте, тут, же стал без умолку распевать песенку, состоящую из одного слова: «Б…дь!» Помимо воспоминаний розового детства (никакой оперативной нагрузки не несущих), я вынес из разговора с Евгенией Станиславовной и полезную информацию. А именно. Никаких особых ценностей, а также денег Дима дома не держал. – Какие могут у него быть деньги, молодой человек! Дима получает всего пятнадцать тысяч рублей ежемесячно! И это – золотое перо редакции, представьте себе! Про себя я отметил, что Дима на пятнадцать тысяч рублей вполне мог бы делать накопления и приобретать ценности, когда бы не его рассеянный образ жизни. Но вслух этого, разумеется, говорить не стал. Вместо этого я осторожно спросил, не поступало ли к ней – либо, быть может, в редакцию – требований о выкупе за Дмитрия. Евгения Станиславовна решительно ответила: «Нет!» Кроме того, я выяснил, что новую квартиру на Новороссийской улице Дима получил от редакции полгода назад. До этого они с мамой жили вдвоем в этой однокомнатной квартирке на проезде Шокальского: – Что, согласитесь, молодой человек, не вполне удобно – ведь Дима уже юноша! Свои журналистские архивы Дима, оказывается, на новую квартиру не потащил: – Ими здесь забиты все полати. Надеюсь, эти архивы помогут Диме в работе над романом. – А что, он пишет роман? – поинтересовался я. – Вы меня удивляете! – с непоколебимой твердостью заявила Евгения Станиславовна. – Пока нет, но когда-то ведь непременно напишет! – Много ли у него бывает черновиков, блокнотов? – поинтересовался я. – Дима работает очень вдумчиво. Он тщательно оттачивает каждое слово. – Но он свои блокноты не выкидывает? – Да как же можно! – Вы видели его архив в новой квартире? – Ну, я в нем, конечно, не рылась… – Где он лежал? – На верхней полке в стенке. И в его столе. – А когда вы приехали к нему в то утро – архив был на месте? Евгения Станиславовна на секунду замолчала. Мучительная мысль промелькнула на ее лице. Потом она заплакала. – Нет… Нет… Кажется, его не было… Павлик! Пашенька! – вдруг вскрикнула она. – Пожалуйста, найдите его! Найдите его блокноты! Как же Димочка будет без своих бумаг! Ведь вы же понимаете, как они важны для него! Пашенька! Умоляю вас – вы хороший мальчик – найдите Димочкины бумаги! Слава богу, что в этот момент раздался звонок в дверь – не то сердце мое при виде горя матери разорвалось бы от сострадания. Приехала сестра. Нечеловеческим усилием воли Евгения Станиславовна собралась и, попытавшись изобразить улыбку, пошла ее встречать. В тот момент, когда женщины расцеловывались, я улизнул из квартиры. Самое главное у Евгении Станиславовны я выспросил. И теперь она была уже не одинока… * * * К вечеру в редакции «Молодежных вестей» оставались только дежурная бригада, ведущая номер, и любители выпить. Последних было явно больше, чем первых. Таня примкнула к той компании, которая, как ей показалось, лучше других была осведомлена о работе Димы. – Когда у Полуянова вышел последний материал? – осторожно поинтересовалась она в тот момент, когда, как ей показалось, алкоголь развязал самые косноязычные уста. – Вы посмотрите на нее! – вскричал корреспондент Сашка, друг-недруг Димочки. – Шпионы среди нас! Милиция не дремлет! – Я не из милиции, а из прокуратуры, – поправила Таня. – Все равно – ваша преданность работе достойна восхищения. Даже воспевания. Хотите, я вас воспою? Немедленно, сейчас? Саша встал в позу, будто бы готовый затянуть серенаду. – Лучше вспомните, когда у Димы вышла последняя статья. – И что я буду с этого иметь? – Нежный поцелуй. – О, Мата Хари! – восхитился Сашка. Другой собутыльник, до того мрачно угасавший в кресле у окна, вдруг пробудился и прервал его: – Последний материал Полуянова вышел десять дней назад. Был отмечен на летучке. Триста строк с выносом на первую полосу. Репортаж из Петрозаводска. Самоубийство влюбленной пары. «Они шагнули из окна, взявшись за руки». Таня подошла к памятливому корреспонденту и поцеловала его в губы. Остальные журналисты огорченно завыли. – А куда он ездил потом? – спросила Таня. Она понимала, что ковать железо надо, пока горячо. – Ездил он во Владик. Ну, во Владивосток, – мрачно изрек Сашка. – Какая тема? – Что-то там о машинах, которые моряки привозят из Японии. – Он уже сдал статью? – Нет. – Но писал ее? – Кажется, да. – А могли его похитить, чтобы не допустить появления этого материала? – Нас, деточка, – столь же мрачно проговорил Сашка, – похитить могут за что угодно. «Вас-то похитить могут, а Диму – похитили», – подумала Таня, однако ничего не сказала, а нежно, по-матерински утешающе, поцеловала Сашку в лоб. «Это плохо, что он был во Владивостоке, – подумала Таня. – Город портовый – значит, наверняка бандитский, как Южнороссийск. Портовым бандитам человека похитить – легче, чем… мне машину помыть». – А Диму не пытались подкупить? Или, может, угрожали? – продолжала выспрашивать Таня, нежно поглаживая кудрявые волосы Сашки. – Я не знаю, – печально ответил Саня. – И никто не знает. – Теперь уж, наверное, и не узнаем… – горько проговорил парень, угасавший у окна. – А ну заткнись! – прикрикнул на него Сашка. – Типун тебе на язык! Димка найдется! Слышишь ты, придурок!.. – Конечно, найдется. Мы найдем его, – почти беспечным тоном проговорила Татьяна. В этом она, однако, вовсе не была уверена. На душе у нее скребли кошки. Тот же день 23.30 ПАВЕЛ Клиентка опаздывала на срок, неприличный даже для обещанного ею гонорара. Я откинулся в любимом кожаном кресле и положил натруженные ноги на стол. Я, правда, не пешком прошел сегодня двести километров, а проехал – но все равно ноги горели. Может, это от вечерней прогулки во дворе Диминого дома. |