Книга Новая история красавицы и чудовища, страница 35 – Марина Рубцова

– На месте пожара обнаружены костные фрагменты двух тел. Предположительно, хозяев коттеджа. На данный момент их личности устанавливаются. Судебно-медицинская экспертиза может занять некоторое время, возможно, месяц или больше, так как, сами понимаете…

Я не слышала, что говорил сидящий передо мной мужчина дальше. Дыхание перехватило, будто из легких выкачали весь кислород. Бред какой-то…

– Нет, – я лишь отрицательно качала головой, не веря его словам, – это не мои родители. Их даже дома не было. Они уехали в Тулу и вернутся завтра… Зачем вы меня мучаете?

– Они могли вернуться раньше. Простите, Роза Борисовна, но Вы должны опознать вещи, найденные на пепелище. Возможно, что-то было на ваших родителях, когда они уезжали. Я принес фотографии. Взгляните. – Он вынул из папки фотокарточки и протянул мне.

Сердце облилось кровью, когда я взяла в руки снимки. Мамины серьги, которые она не снимала практически никогда… Папины любимые часы – он не мог оставить их дома…

– Не может быть…

Я выронила фотографии и прикрыла рот ладонями, сдерживая рвущиеся из глаз слезы. Раздражающая щекотка подступила к горлу, в груди бессильно затрепыхалось сердце. Это не они!.. Но если так, то кем были те люди, и что делали в доме родителей? Я не знала ответов и не хотела верить, не хотела понимать… В глубине души жила надежда, что, возможно, мама просто надела другие серьги, а отец второпях забыл часы на комоде.

– Примите мои соболезнования, – проговорил полицейский.

– Уйдите! – закричала я. – Оставьте меня одну! Этого не может быть, – шептала я, как в бреду. – Не может быть…

Хриплый протестующий стон вырывался из груди, и дрожь прошлась по телу, обдавая отвратительным холодом.

Доронин позвал медсестру, которая живенько подскочила ко мне и воткнула в руку иглу.

Я медленно открыла опухшие от слез глаза. Это был сон? Ведь сон? Схватила с тумбочки мобильный, глянула время – восемь вечера. Мама… Папа… Тело словно молнией пробило от головы до пят от осознания того, что их больше нет. Подбородок задрожал, глаза намокли. Я никогда не прощу себя. Ведь это точно дело рук Новикова, и только я могла его остановить. А что делать сейчас? Как это пережить? У меня никого не осталось, кроме подруги.

Я глянула на окно – вечерело. Почему она за мной не приехала? Я вытерла слезы и набрала Людкин номер.

– Розунчик, – раздался голос Люды, такой родной. – Я уже знаю обо всем. Приехала за тобой, а меня не пустили. Врач сказал, ты проспишь до вечера, и забрать тебя смогу только завтра. Ну как ты там? Держишься?

Я отрицательно покачала головой, и слезы снова нахлынули на меня.

– Я хочу отомстить, – всхлипывая, тихо проговорила я.

– Кому? – не поняла Люда.

– Новикову. Я уверена, что это он. Он мне угрожал. Сказал, что отнимет все.

– Вот урод! – воскликнула Люда. – Да по нему давно тюрьма плачет. Знаешь что, ты должна обо всем рассказать в полиции. Уж они его точно за яйца возьмут!

– Ты что! – воскликнула я и, шмыгнув носом, вытерла лицо. – А если он с тобой что-нибудь сделает? Нет, я ничего не буду рассказывать. У него есть связи, его выпустят под подписку и тогда… Даже боюсь подумать, Люд. Он словно озверел. Больной ублюдок! Ненавижу его.

– Малыш, не думай об этом. Бли-и-ин, плохо, что я не могу приехать и поддержать тебя. Время посещений закончилось, видите ли! – возмущенно выпалила она. – Вообще уже обнаглели.

– Не волнуйся, я буду в порядке, – сказала я, но сама не особо поверила словам.

Мне необходима хоть чья-нибудь поддержка.

– Точно?

– Да. Не волнуйся.

Попрощавшись с Людой, подошла к окну. На улице было еще довольно светло. Больничные стены давили, не позволяя выбраться из удушающего кокона. А мне хотелось глотнуть свежего воздуха и привести мысли в порядок. Но сильнее всего хотелось убежать отсюда. Я вдруг четко осознала, что не успокоюсь, пока Новиков ходит по этой земле, совершая преступления, за которые его никто не наказывает. Ведь должна же быть справедливость. И пусть для него этой справедливостью буду я.

Не понимая, что делаю, бросилась к тумбочке, открыла дверцу и принялась хаотично перекладывать в сумку вещи: нижнее белье, халатик, зубную щетку. Похоже, это единственное, что у меня осталось. Сдержав внезапный порыв разреветься, сжала зубы, сменила больничные тапки на свои туфли и выскочила из палаты. Коридоры пустовали, мне удалось незаметно выскользнуть из больницы. Замерев на крыльце, вспомнила о пистолете, который зарыла в саду дома. Дома, которого больше нет. Слезы снова брызнули из глаз. Вдохнув вечерний воздух, попыталась успокоиться. Перекинула сумку через плечо и, сбежав со ступеней, натолкнулась на кого-то.

– Извините, – буркнула, не поднимая головы.

Хотела отойти, но крепкие руки не позволили, удержав за плечи.

– Роза?! – раздался встревоженный знакомый голос.

Я подняла голову и увидела Андрея Ковальского. Не в силах что-либо объяснять, кинулась в его объятия и обессилено разревелась.

– Что случилось, Роза? Куда ты собралась?

Мне так не хватало того, к кому могла просто прижаться, на чьем плече могла поплакать. Я крепко вцепилась в него, ища поддержки.

– Я… – протяжно всхлипывала. – …Не могу больше там находиться.

– Почему? – он отстранил меня от себя и заглянул в глаза. – Что произошло? Тебя кто-то обидел? Этот твой Дима?

От упоминания его имени внутри все перевернулось. Внутренности обожгла такая злоба, что я с ненавистью выплюнула слова:

– Не напоминай мне об этом уроде!

Меня затрясло, гнев требовал выхода.

– Роза, объясни, что произошло, иначе я не смогу тебе помочь.

– Мне уже никто не поможет. Я жить не хочу, понимаешь?

Я попыталась вырваться из рук Андрея, но он не позволил. Сумка сползла на плечо, я резко закинула ее обратно.

– Ты опять? А ну выброси эти мысли из головы. Слышишь? – он встряхнул меня.

Я непроизвольно закивала, шмыгая носом, а потом прошептала:

– Сначала я потеряла ребенка… А теперь вот родители… – голос дрожал, слезы продолжали течь по щекам. – Их больше нет.

– Как нет?

– Сегодня приходил следователь… Сказал, что наш дом… сгорел. От них почти ничего не осталось. Теперь у меня никого нет, – прошептала я, снова прижавшись к груди Андрея. – Никого нет. Никого…

– У тебя есть я. Ты можешь на меня положиться, – он отстранился и взял мое лицо в ладони. – Я знаю, что значит потерять близких людей. Знаю, что такое остаться одному. Наши с тобой судьбы похожи, с одной лишь разницей: рядом со мной не было человека, который бы мне помог справиться с горем. А у тебя есть. Я не оставлю тебя, слышишь?