Онлайн книга «Я видела детство и юность XX века»
|
Дорогой Миша ты пишешь мне о том что я обижала свою дочь но это не верно Миша не смотри на своих родителей что они тебе пишут им что бы дочку они отдали мне она мне очень дорога и очень часто по ней плачу но они мне ее не отдают. На этом письмо свое писать кончаю. Желаю тебе дорогой Миша успеха в победе над врагом проклятыми фашистами бей немцев крепче а вернешься заживем лучше прежнего. За тем дорогой муж досвидание остаюсь любящая тебя жена твоя дуся. Как получишь мое письмо ответ жду с нетерпением дорогой Миша!» Леля кончил «Зою». Зачем я собирала материал? Картина мне не понравилась, даже очень. Да и Зоя совсем не та. На собачьей выставке свои склоки. Тема ездил в Куйбышев, привез мне кофе. Меняю 1 кг хлеба на 100 г сахара. Продала шляпы и ботики. Худо мне — денег нет. Вчера был разговор с Вандой [166] о польских евреях — никто не спасается. Ходят мыши. Нет электролампочек. Не ходит будильник. Завтра выяснить с карточками. Написать «Письмо матери». 22 мая. Речь Черчилля [167]. Сегодня речь Бенеша [168] против Польши. За это время кончилась Африка. К нам приехал Девис. Говорят, что он хочет устроить встречу Рузвельта и Сталина. Все помешались на огородах. У меня напечатан очерк «Посторонние» на основе того письма, которое прислал фронтовик. Купила четыре куска сахара по 10 р. Пишу — рожаю статью «Семья». 29 мая. Все еще «рожаю» статью. Очень трудно врать. Совсем одурела. Наташа сдала экзамены и уезжает в колхоз. Мама сажает картошку. Меня пригласили с почетом на французское радио в связи с ликвидацией Коминтерна [169] — Марти. На фронте ничего существенного. Дают 10 тысяч рублей семьям погибших офицеров. Ужасно больно и горько… Отдам маме, пусть купит себе жилье. Мать Захара не прописана и без хлеба. Нина влюблена. Мне тошно жить. Вчера у меня были все Сорокины. У них сплошные несчастья. Надо же при первой бомбежке остаться без квартиры, без вещей!.. Сгорели все иконы, спасенные от Торгсина! [170] Очерк «Посторонние» оказался вовремя, отвечаю на многочисленные отклики. 5 июня. Полное затишье на фронте. Отсюда пессимизм. Антисемитизм: «Уничтожим врага» разогнали — «синагога и семейственность». Бедный Альтман, он уезжает в какой-то полк. Ара — в госпиталь. У Нины любовь и экзамены. Приезжает Ина. Наташа в совхозе. Папа пишет о современных художниках для Информбюро. Крушение Лидина [171]. Пьянство Славина [172]. 5 июля. Началось немецкое наступление: Курск, Орел, Белгород. Погиб Сикорский в авиакатастрофе. Вчера вечером были у меня Альтманы, и мы говорили: как хорошо, что немцы не наступают, они и не будут наступать. Лично я отвыкла от таких последних часов. Читала французские газеты: полное обнищание, в умах тоже. Была на выставке англо-американской дружбы. Сплошная благотворительность по отношению к нам. Они продают куколки «стиль рюсс» и устраивают ночные кабаре, где выступают русские казаки. Доходы идут нам на помощь. Сволочи. 14 июля. Pauvre douce France. [173] Дочитала дневник интеллигентного партизана. Очень точно описывает уход из Минска и три дня в лагере для военнопленных. Автор был аспирантом пединститута, наивный, сентиментальный, восторженный, увлечен литературой и психоанализом — болезнь интеллигенции. Вчера разгромная статья о Сельвинском. Его очень жаль. Представляю его жизнь в армейской газете после этого. Вчера была в Центральном штабе партизанского движения. Лапиных оказалось много. Была у матери Захара — больна, боится свежего воздуха, духота, как была у Захара. Славин уехал на Брянский фронт, как будто там наше наступление, а по слухам — немецкое. За время, пока не писала, взята Сицилия, мы мало об этом говорим, думаем таким образом выжать второй фронт. Немцы малоуспешно наступают, Белгород например. Все еще стоит еврейский вопрос. Вчера видела Борю с затылка. Если бы верить предчувствиям! Звонил папа, потерял карточки и боялся идти домой. Понятно. Завтра хотят усыпить Джоньку. У меня завтра уборка. Звонил Леля, паникует с приездом Ины. Все кого-то боятся. Мне очень нужна Ина. С Ильей совсем трудно, он погрузился в себя. Меня спасают кирсановские девочки. Почему-то они на меня хорошо действуют. А ведь они не веселые и вообще не ахти что и все же очень успокаивают… Судя по сводке, сегодня хуже и на Харьковском. Бальтерманц уезжает на Брянский, в новую газету, в особый гвардейский корпус. Доволен. Я еще не писала об обещании дать второй фронт в мае-июне. Что-то не верится. Лучше бы они бомбили Германию, как делали два раза. Нужно разрушить страну. У меня чистая ненависть, чистая, как ручей. Гляжу на его фотографию и вижу его руки, больно до крика. Ревекка решила, что они убиты, а я не верю. |