Онлайн книга «Под алыми небесами»
Пино понял, что сейчас случится, вскочил со стула и закричал: – Нет! Велосипедист перебросил мешок через брезентовое покрытие в кузов грузовика. Синьор Белтрамини тоже видел этот бросок. Он стоял менее чем в шести метрах от велосипедиста, его руки начали подниматься за долю секунды до того, как грузовик взорвался, извергнув языки пламени. Ударная волна достала Пино и Карлетто, находившихся в квартале от взрыва. Пино нырнул на тротуар, защищая голову от осколков. – Папа! – вскрикнул Карлетто. Он в панике, не обращая внимания на поднятый ударной волной мусор на Пьяццале Лорето, бросился к огню, к горящему остову военного грузовика и к тому месту, где его отец лежал на тротуаре под обломками уличного прилавка. Карлетто подбежал к отцу до того, как солдаты вермахта высыпали из других грузовиков и заблокировали место взрыва. Двое из них встали на пути Пино, но он вытащил из кармана красную повязку и надел ее, показывая им свастику. – Я адъютант генерала Лейерса, – сказал он на корявом немецком. – Я должен пройти. Они пропустили его. Пино пробежал сквозь жар все еще горящего грузовика, слыша крики и стоны раненых, но думая только о Карлетто, который стоял на коленях, положив на них окровавленную голову еще живого отца. Глаза синьора Белтрамини оставались открытыми, хотя дышал он с трудом. Глотая слезы, Карлетто поднял голову, увидел Пино и сказал: – Вызови «скорую». Пино слышал вой сирен, со всех сторон приближающийся к Пьяццале Лорето. – Они едут, – сказал он и присел. Синьор Белтрамини неровно дышал, тело его подергивалось. – Не двигайся, папа, – сказал Карлетто. – Мать, – сказал синьор Белтрамини, чьи глаза уже подернулись дымкой. – Позаботься о… – Не волнуйся, папа, – сказал сын, рыдая и гладя опаленные волосы отца. Синьор Белтрамини надрывно закашлялся, вероятно, его мучила сильная боль, и Пино попытался отвлечь его приятным воспоминанием. – Синьор Белтрамини, вы помните тот вечер на холме, когда мой отец играл на скрипке, а вы пели вашей жене? – спросил Пино. – «Nessun dorma», – прошептал он, мысли унесли его в прошлое, и он улыбнулся. – Вы пели con smania, и ваш голос никогда не звучал лучше, – сказал Пино. Несколько секунд они втроем представляли собой маленькую вселенную вне боли и ужаса, они снова были на склоне холма в менее жестокие времена. Вой сирены становился все ближе, и Пино хотел было встать, чтобы привести врача. Но, когда он попытался, синьор Белтрамини ухватил его за рукав. Отец Карлетто удивленно смотрел на повязку на руке Пино. – Нацист? – с трудом произнес он. – Нет, синьор Белтрамини… – Предатель? – сказал торговец фруктами и овощами. – Пино? – Нет, синьор… Синьор Белтрамини снова надрывно закашлялся, и на сей раз изо рта на подбородок потекла струйка крови, и он повернул голову к Карлетто, смотрел на сына и беззвучно двигал губами. А потом он просто обмяк, словно его дух смирился с неизбежной смертью, но еще медлил, не спешил уходить. Карлетто не смог сдержать рыданий. И Пино тоже. Его друг убаюкивал отца, преисполнясь скорбью. Боль утраты росла, разбухала с каждым вдохом, и наконец все мышцы и кости Карлетто, все его тело скрючилось от душевной боли. – Какое горе! – воскликнул Пино. – Ах, Карлетто, какое горе! Я тоже любил его. Карлетто перестал баюкать отца, посмотрел на Пино, ослепленный ненавистью. – Не смей так говорить, – прокричал он. – Никогда! Ты нацист! Предатель! У Пино возникло такое чувство, будто челюсть ему сломали в двадцати местах. – Нет, – сказал он. – Все не так, как ты думаешь… – Оставь меня! – закричал Карлетто. – Мой отец все видел. Он понял, кто ты. Он раскрыл мне глаза. – Карлетто, это всего лишь повязка. – Оставь меня! Я не хочу больше тебя видеть! Никогда! Карлетто уронил голову и разрыдался над телом отца, его плечи дрожали, мучительные всхлипы вырывались из груди. Эмоции настолько переполняли Пино, что у него не находилось слов. В конечном счете он поднялся и отошел. – Проходите, – сказал немецкий офицер. – Освободите тротуар для карет «скорой». Пино в последний раз посмотрел на синьора Белтрамини и двинулся на юг к телефонной станции, чувствуя себя так, словно этот взрыв разорвал его сердце. 5 Чувство утраты все еще терзало Пино семь часов спустя, когда он остановил «даймлер» перед домом, в котором жила Долли Штоттлемейер. Генерал Лейерс вышел из машины, отдал Пино свой саквояж и сказал: – Первый день у вас выдался нелегкий. – Oui, mon général. – Вы уверены, что на шее террориста был красный шарф? – Он спрятал его под рубашку, но шарф был. Лицо генерала посуровело. Он вошел в здание, Пино с саквояжем, который с утра стал только тяжелее, – следом за ним. Старуха сидела все на том же месте, она подмигнула им из-за своих толстых стекол. Лейерс даже не взглянул на нее, поднялся по лестнице к квартире Долли и постучал. Анна открыла дверь, и при виде нее сердце Пино слегка оттаяло. – Долли ждет вас с обедом, генерал, – сказала Анна, когда Лейерс проходил мимо. Несмотря на все случившееся в этот день, встреча с Анной была для Пино таким же ослепительным событием, как и два прошлых раза. Боль, которую он испытал, видя смерть синьора Белтрамини и потеряв друга, никуда не ушла, но он чувствовал, что, если расскажет об этом Анне, она каким-нибудь образом утешит его. – Вы заходите, форарбайтер? – нетерпеливо спросила Анна. – Или так и будете глазеть на меня? Пино вздрогнул, вошел и сказал: – Я не глазел. – Конечно глазели. – Нет, я был далеко. Мысленно. Она ничего не сказала и закрыла дверь. В другом конце коридора показалась Долли. На любовнице генерала были туфли на каблуках-гвоздиках, черные шелковые чулки, черная юбка в обтяжку и блузка жемчужного цвета с короткими рукавами. Волосы, казалось, были только что уложены. – Генерал говорит, вы видели, как случился взрыв? – спросила Долли, закуривая. Пино кивнул и поставил саквояж на скамейку, чувствуя, что и внимание Анны обращено теперь к нему. – И сколько убито? – спросила Долли, затягиваясь. – Много немцев и… и несколько миланцев, – ответил он. – Наверное, это было ужасно, – сказала Долли. |