
Онлайн книга «Двурожденные. Книга 3. Браслеты Скорби»
– Когда ты ее нашел? – Да почти сразу. А вот выпивку спрятали хорошо. Правильные приоритеты у этих ребят. Мараси переступила через набивку одной из кушеток и взяла гроссбух. Он принадлежал не Дешану, а кладбищу как таковому. В нем перечислялись могилы, найденное в них и то, кому его продали. «Это чтобы босс был в курсе, что продано, а что – нет», – подумала Мараси. А еще для того, чтобы следить за приспешниками и не допускать появления у них идеи о создании собственного дела по грабежу могил. Рядом с записью, сделанной несколько дней назад, имелась пометка управляющего: «Если кто-то придет и будет задавать вопросы об этой могиле, немедленно дайте мне знать». Мараси закрыла журнал, потом выудила из кармана листок со списком работников кладбища. – Идем, – сказала она Уэйну. – Этой ночью надо заглянуть кое-куда еще. ![]() 15 Темплтон Фиг пригладил перья мертвого белого ворона. Эта птица была настоящим альбиносом, а не какой-нибудь подделкой, которую смастерил оппортунист, прослышавший о его коллекции. Темплтон видел достаточно много побывавших в отбеливателе мертвых животных, чтобы отличить липу. Это чучело – самый ценный экспонат в коллекции – он изготовил самостоятельно. И с помощью маленькой полоски кроличьей кожи, прикрепленной к клюву, развернул голову так, будто ворон глядит через плечо. Люди всегда находили этого ворона поразительным, поскольку его цвет был противоположным ожидаемому. Кошки и собаки довольно часто бывали белыми от природы, поэтому альбиносы этих видов не так впечатляли. Вернув на место стеклянный купол над вороном, Темплтон сделал шаг назад и сцепил руки, глядя на выстроившихся в ряд белых животных. Застывшие, мертвые. Безупречно. Только вот… детеныш кабана. Никак сдвинут? Если экономка опять решила протереть коллекцию от пыли, то зря. Он подошел ближе и поправил стеклянную колбу, в которой находился кабаненок. Позади в очаге потрескивал огонь, хоть снаружи и не было холодно. Темплтон даже оставил открытым окно: любил контрасты – тепло от огня и прохладный ветер снаружи. Пока он пытался расположить кабаненка единственно правильным образом, скрипнула дверь. – Темплтон? – окликнул тихий голос, и в кабинет заглянула Дестра. Всклокоченные волосы, под глазами мешки. Она так сильно похудела, что почти терялась в ночной рубашке. Скоро будет совсем как скелет. – Ты идешь спать? – Позже, – бросил он, снова переведя взгляд на кабаненка. Ага, вот так. – Позже – это когда? – Позже. Поморщившись от его тона, Дестра закрыла дверь. Этой женщине стоило бы подумать, прежде чем его беспокоить. Спать. Как он сможет заснуть, пока не узнает, что произошло на кладбище? Людей, с которыми он имел дело, нельзя разочаровывать. Они попросили кое-что сделать, и это надо было сделать. Скоро он узнает. Темплтон шагнул вперед и переместил в конец очереди белку-альбиноса. А если так? Потом вытер со лба пот и вернул белку на прежнее место. Нет, не годится. Тогда как же он… Потрескивание в очаге прекратилось. У Темплтона перехватило дыхание. Он медленно повернулся, пытаясь выудить из кармана жилета носовой платок. Огонь по-прежнему горел, но… не шевелился. Душа Трелла! Что могло заморозить пламя? Раздался грохочущий стук в дверь. Темплтон попятился, держась за карман, все еще не в силах отыскать носовой платок. В дверь опять с грохотом постучали, и Темплтон ударился спиной о полку, на которой держал свою коллекцию. Попробовал прошептать: «Кто там?» – но понял, что задыхается. Дверь распахнулась, и гробокопатель Дешан – слепой взгляд, рубашка вся в крови – ввалился в комнату. Темплтон с криком бросился прочь от двери, вжался в дальнюю стену своего маленького логова – пальцы нащупали и вцепились в подоконник – и оттуда в ужасе взирал на лежащий на пороге труп. Кто-то постучал в окно. Темплтон зажмурился, не желая смотреть. Замершее пламя. Труп на полу. Он спит. Это ночной кошмар. Это невозможно… Тук. Тук. Тук. Он наконец-то нащупал носовой платок и крепко сжал в руке. – Темплтон, – хриплым голосом произнес кто-то снаружи. Темплтон медленно повернулся к окну. Открыл глаза. Снаружи стояла Смерть. Вся в черном, с лицом, спрятанным под капюшоном, откуда выглядывали два металлических штыря, на их головках играло пламя. – Я умер, – прошептал Темплтон. – Нет, – тоже шепотом ответила Смерть. – Ты умрешь, когда я скажу. Не раньше. – Ох, Гармония… – Ты не принадлежишь Ему, – возразила Смерть. – Ты мой. – Чего ты от меня хочешь? Умоляю! – Темплтон упал на колени. Он заставил себя оглянуться на Дешана. Восстанет ли труп? Придет ли за ним? – У тебя есть кое-что мое, Темплтон, – продолжала Смерть. – Штырь. – Он поднял руки, позволив плащу сдвинуться назад и открыть белую кожу. Одна рука была пробита штырем. В другой зияла кровавая дыра. – Я не виноват! – завопил Темплтон. – Они настояли! У меня его нет! – Где? – Отправил курьером! В Далсинг! Больше я ничего не знаю. О, прошу вас. Прошу! Они потребовали, чтобы я нашел для них штырь. Я не знал, что он ваш! Это был просто кусок металла, ржавь его побери. Я невиновен! Я… Он умолк, осознав, что огонь в очаге опять начал потрескивать. Моргнул, снова сосредоточился на окне. Оно было пустым. Так, значит… это сон? Темплтон повернулся и увидел, что труп Дешана на полу все еще истекает кровью. Всхлипнув, Темплтон сжался в комочек. Он испытал неподдельное облегчение, когда в скором времени в комнату ворвались констебли. Уэйн скинул тяжеленный плащ и вытянул руку, исцеляя свои раны. В метапамяти мало что осталось. После такого придется экономить. Те пулевые ранения, чуть раньше, отняли слишком много сил. – Не стоило проделывать настоящие дыры в руке, Уэйн, – сказала Мараси, присоединяясь к нему в саду, – чтобы подобраться к окну, он растоптал милую клумбу с петуниями. – Еще как надо, – возразил Уэйн, вытирая кровь. – Все должно быть ау-тен-тич-ным. – Он почесал голову и сдвинул проволоку, на которой держались два полуштыря, зависших перед его глазами. – Сними эту штуку, – попросила Мараси. – Она выглядит нелепо. – Он так не подумал, – не согласился Уэйн. Констебли арестовывали Темплтона Фига. Сведений из гроссбуха, который нашел Уэйн, должно было хватить для того, чтобы засадить его в тюрягу всерьез и надолго. Вот бедолага! На самом-то деле он не совершил ничего плохого. Нельзя обокрасть того, кто уже умер. Но так повелось, что люди странно относятся к своим вещам. Уэйн больше не пытался разобраться в их несерьезных правилах. |