Онлайн книга «Свидание в неоновых сумерках»
|
– А у тебя какой срок? – спросила Ирина. – Недель восемь. – А врачиха сколько думает? – Столько и думает, сколько есть. – Вот учу ее, учу, как жить – и все без толку! – раздраженно заметила Симона. – Давай, Ирка, хоть ты покури. Вдохнем любимой отравы. – Нет, девочки, я тоже, пожалуй, не буду… – потупилась Гришмановская. – Чего-чего? – насторожилась Сима. – Того… – отвела глаза в сторону Ирина. – Осуждаете? – Да ты что, никак тоже беременная? – изумилась Сима. Гришмановская кивнула. – То-то, Танька, я смотрю, она все расспрашивает да краснеет! Расспрашивает да краснеет! Ну даешь!!! Не от своего ли иконокрада? Ирина вдруг закрыла лицо руками и расплакалась. – Немедленно перестань! – распорядилась Сима. – Это вредит ребенку не меньше, чем курево! Или ты не собираешься рожать? – Собираюсь… – простонала Ирина. – Сколько можно – одна да одна… Помру, воды некому подать… – Ну, положим, помирать еще рановато! Ты с врачом-то хоть консультировалась? Мы-то с Танькой и то на особом учете, как старородящие, а тебе вроде уже сорок семь отметили? – Сорок шесть… – Тем более! – Ну… Я же не в первый раз… – Как не в первый? – Так… У меня уже был ребенок… Ванечка… – И… – Симона хотела спросить, куда же он делся, но не посмела. Гришмановская вытерла тыльной стороной руки слезы и ответила на Симин немой вопрос: – Умер у меня первый ребенок, девочки… Ванечка… Температура поднялась такая – градусника не хватило. Ничего не могли сделать ни я, ни врачи: и лекарства давали, и уколы делали, и капельницы, и обертывания… Прямо сгорел мальчик… за один день… – Из глаз Ирины опять непрерывным потоком полились слезы, и Симона снова вынуждена была возмутиться: – Ира! Не смей сейчас реветь! Тебе вредно! О другом ребенке думать надо! Лучше ничего не говори, чем слезы лить! – Я, девчонки, об этом уже столько лет молчала, что не грех и вспомнить. А плакать больше не буду, вот увидите! – Она очень решительно высморкалась и уставилась куда-то мимо Симы с Татьяной, прямо в грудь Владимира Ильича, на красный революционный бантик. Подруги поняли, что ей очень хочется высказаться, и решили не мешать. Гришмановская глубоко вздохнула и продолжила: – А муж меня прямо возненавидел за то, что не уберегла… Он так ждал сына, а когда Ванечка родился, прямо не давал мне к нему подойти. Спасибо, что кормить разрешал, а так все сам: и ночью вставал, и пеленки стирал, и гулять любил один с коляской. Я нарадоваться не могла. Мы были счастливы… А потом мы с Ванечкой были у врача, на профилактическом приеме. Грудничков часто осматривают. Вот… Там, наверно, и заразился, потому что больше негде. Даже определить не успели, чем, какой болезнью. Вскрытие делать я не дала… Все равно уж не вернешь… А Ильмир… Он поверить не мог, что я не виновата. Кричал, что я… убийца… – Ирина содрогнулась от тяжелых воспоминаний, но рассказ свой не прервала, – не досмотрела, простудила… – Все-таки Ильмир! – удовлетворенно рубанула рукой воздух Сима. – Да… Он самый, Ильясов… – Наш главный конструктор! – подхватила Татьяна. – Ну… тогда он еще не был главным конструктором… – И что же Ильмир Батырович? – жестко спросила Сима. – Он тебя бросил? – Бросил? Не знаю… Можно ли так назвать? Он ушел, девочки… Ушел, чтобы не видеть преступную мать, убийцу собственного ребенка… – Глаза Гришмановской опять заблестели, но пролиться слезам она действительно больше не дала. – Подлец! – опять вставила Сима. – Скажи, Танька! А ведь какого интеллигента из себя корчит! И правильно, что ты его фамилию не взяла! – Я была на его фамилии, но он потребовал при разводе, чтобы я взяла обратно свою девичью. – Я же говорю – подлец! Мерзавец! – Ноздри Симоны так гневно раздувались, что Гришмановская даже улыбнулась и сказала: – Тебе, Сима, тоже не стоит так волноваться! Береги ребенка! А Ильясов не такой уж и подлец. Оставил мне квартиру и вообще… Все… – Да если бы я узнала, что он отобрал у тебя еще и квартиру, клянусь, задушила бы его собственными руками на завтрашнем же рапорте! Татьяну интересовали совсем другие вопросы, и она поспешила их задать: – И что, Ира, ты все это время так и работала с ним в одном КБ? – Каково же тебе было каждый день на него смотреть?! Может, стоило подыскать другую работу? – Я любила его, Таня, а потому надеялась, что он одумается, когда… Немножко отойдет от горя… – А он? – А он почти сразу женился… – Хорошо, хоть его жена тут не работает! – выпалила Сима. – А то совсем с ума можно было бы сойти! – Это она сейчас тут не работает, а тогда работала… – И-и-и-ра… – протянула Татьяна. – Бедная! Как же ты все это вынесла? – Я и не вынесла… Со мной такое случилось… Нервное потрясение было слишком велико… Я в больнице полгода лежала, а она за это время успела забеременеть и уволиться. Когда я вернулась в КБ после больницы, она уже не работала. Потом я узнала, что у них родилась двойня. То-то ему радость… – И с каким же лицом он смотрит тебе в глаза, когда встречается в коридоре? – Не знаю. Я на него не смотрю. Подбородок Гришмановской опять задрожал. – Так! Спокойно! – остановила ее Сима. – Отольются еще Ильясову твои слезки! Вот попомни мои слова! А мы, девки, про него и говорить больше не стаем, только вслед плевать будем! Глядя на решительное лицо Симоны, Татьяна была уверена, что подруга именно это и будет делать при встрече с главным конструктором в коридоре. У нее, что называется, не заржавеет. – Пусть твоему первому сыну земля будет пухом, – продолжила между тем Сима, – а мы сосредоточимся на новом ребенке. Живым – живое! Сколько недель? – Как у Тани… – Так! Ясно! Значит, папаша – иконокрад! И к гадалке не ходи! Я правильно говорю? – Правильно, – жалко улыбнулась Ирина. – Он знает? – наконец подала голос Татьяна. – Знает, – всхлипнула Гришмановская. – И что? – Да какая разница, что? – не дала Ирине ответить Сима. – На что нам такая цыганщина: пришел – увидел – украл вместе с забором! – Какой еще забор? – не поняла Татьяна. – А! – махнула рукой Сима. – Песня такая есть: «Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с забором!» – Подожди, Сима, со своей песней! Ира! Что твой Дима сказал по поводу ребенка? |