Онлайн книга «В плену у любимого: Любовь исцеляет раны, которые не под силу излечить времени»
|
— А что, уже Рождество? — Канун Рождества. Но ты уже подарила мне праздник. — Он приподнял бровь. — Надеюсь, возражать не будешь? Ведь в этом деле ты большая мастерица. Ей удалось чуть-чуть скривить губы в слабой улыбке. — Не буду. — Должен заметить, сестра Робертс, вы преподнесли мне чертовски дорогой подарок тем, что пришли в себя. Он смотрел на нее так, как смотрел во сне — нежно. Может быть, я ему действительно небезразлична? — внезапно подумала Тара. — Как долго я была без сознания? — спросила она. — Если сейчас канун Рождества… В его синих глазах сквозила печаль. — Ну… прошло несколько дней. При этих словах Тара сокрушенно покачала головой. Несколько дней… Она закрыла глаза, и снова из глубин памяти всплыл ужасный пожар. Удушливый дым, мешающий дышать. Языки пламени, подбирающиеся все ближе и ближе. И страх неминуемой смерти, накрывший ее огромной океанской волной. То, что ей довелось пережить той ночью, она уже никогда не забудет. Но теперь уже все позади, подумала Тара и заставила себя снова поднять тяжелые веки. Вот он, Клинт, сидит рядом и смотрит на нее с таким выражением, как будто… как будто… Нет, нельзя принимать желаемое за реальность. Отогнав от себя глупые мысли, Тара тихо спросила: — Это был он, верно? — Мы думаем, да. — Но почему? Я не понимаю… — Ни одному нормальному человеку не понять поступков психически неуравновешенного маньяка, Тара. Дрожь пробежала у нее по коже. — А Джейн и малышка… — Живы и здоровы, — успокоил ее Клинт. — Мой дом… — Не думай сейчас об этом. — Мой дом, — повторила она, на этот раз вложив в свой голос побольше убедительности. Ответ Таре был заведомо известен, но ей хотелось услышать его от Клинта. Он глубоко вдохнул. — Мне очень жаль. Тара отвернулась, чувствуя невыразимую боль в сердце. Этот дом принадлежал ее семье, здесь она родилась и росла, здесь заботилась о любимой маме, особенно когда та заболела. А потом этот дом сделался ее единственным пристанищем, где Тара могла укрыться от всех и где она была совсем не такой, какой она становилась, покидая стены дома. А еще позже именно они, эти родные стены, стали свидетелями полного раскрепощения Тары, ее превращения в ту самую женщину, которой она все время хотела быть. Там ей наконец удалось отказаться от всех своих ограничений и запретов и — по-настоящему влюбиться. Клинт осторожно взял ее руку и поднес к губам. — Я понимаю твои чувства, милая, но ты осталась жива, и это самое главное. — Да, конечно… Не выпуская ее руки, Клинт склонился к ней и очень тихо произнес: — И еще одно. Примешь ты мое предложение или нет, знай — у тебе есть дом. Мой дом. Тара замерла, не веря своим ушам. — Что? Клинт откашлялся, прочищая горло. — Ну, то есть я хочу сказать, если ты простила меня. — Голос ею звучал глухо и напряженно. — Простить? Но за что? — За то, что оставил тебя одну той страшной ночью… — Пожар случился не по твоей вине, — пылко возразила Тара, придя наконец в себя. — Надеюсь, ты не поджигал мой дом. Ну-ну, не хмурься, это я пытаюсь шутить. Я хочу, чтобы ты перестал винить себя и понял — во всем случившемся нет твоей вины. Ты самый замечательный человек на свете, на тебя можно положиться в любой ситуации. Ты — лучший, и поверь, я не шучу. Синие глаза Клинта наполнились слезами. Справившись с волнением, произнес: — Я люблю тебя, Тара. И снова Тара не могла поверить своим ушам. Она наверняка ослышалась, этого просто не может быть… — Ты — что? — Я тебя люблю. Очень. Люблю страстно, безрассудно… — Клинт потянулся к ней и поцеловал со всей нежностью, на которую был способен. — О, Клинт… Он прислонился лбом к ее лбу и голосом, прерывающимся от нахлынувших на него чувств, заговорил: — Понимаешь, я думал, что никогда не сумею полюбить снова. После смерти жены мне казалось, будто я умер. Честное слово, не вру, любимая. — Он выпрямился, снова взял ее руку и приложил к своей груди. — Этот жуткий шрам был как бы олицетворением меня самого. Таким я стал. Искореженным, сожженным, уродливым. Я не жил, а существовал. Не шрам у меня болел, а душа. Со временем я стал понемногу приходить в себя, но таким, каким был прежде, все равно не стал. Тара слушала как завороженная. Если бы ей не пришлось пройти через весь ужас пожара, а после — преодолеть трехдневное беспамятство, она могла бы поклясться, что по-прежнему спит, и все это лишь сон. Тот прекрасный сон, где Клинт — ее муж — раскачивал на качелях их маленькую дочурку. Но нет, сейчас это был не сон. Боже мой!.. Клинт неотрывно смотрел на нее, и в его глазах Тара видела настоящую любовь. — Знаешь, — негромко продолжал он, — те последние недели, что я провел с тобой, стали для меня самыми удивительными и неповторимыми в моей жизни. — Клинт помолчал. — Кто бы мог подумать… То есть я хочу сказать, что судьба свела нас при таких странных обстоятельствах… — Не странных — ужасных, — вставила Тара. — Да, но… — Но — что? — поторопила его Тара, чувствуя, как часто-часто бьется ее сердце. — Никогда не думал, что скажу такое, но благодаря этим дурацким письмам с угрозами и всем остальным напастям все и получилось. Я… полюбил тебя. Таре хотелось снова и снова слышать эти три прекрасные слова из уст самого желанного человека на свете. — Ты и правда любишь меня? — Ты даже представить себе не можешь, насколько глубоко мое чувство. — О, Клинт, я… Я тоже тебя люблю. Слова замерли у нее на устах. Мысли Тары заметались. В чем дело? Что с ней происходит? Она любила этого мужчину, казалось, всю сознательную жизнь. Юношеское увлечение переросло в самую настоящую взрослую любовь. Так почему же сейчас ей так трудно произнести эти слова вслух? Что ей мешает? Глядя на ее мятущееся лицо, Клинт мягко улыбнулся: — Не бойся сказать, солнышко. Я тоже боялся, но, оказывается, это не так уж и больно. — Больно?! — изумилась Тара. — Ну, знаешь… когда человек понимает, что весь его самоконтроль, все защитные меры против внешнего мира куда-то улетучиваются, он становится… немного пугливым и воспринимает все очень болезненно. Так вот он какой на самом деле. Впрочем, чему удивляться, он всегда был таким, и она это знала. |