Книга 24 часа, страница 67 – Клэр Сибер

Я еще никогда в жизни не испытывала такого облегчения при встрече с кем-либо, как сейчас.

– Пол! – Я бросилась к ней. – О-о, Полли! Где ты была, малышка?

Сьюзан О’Брайен шла позади них. Она улыбалась.

Да-да, эта чокнутая корова улыбалась мне.

Я поспешно взяла дочь на руки, отчего кока-кола из ее баночки пролилась мне на одежду.

– Мама! – запротестовала Полли. – Моя кока-кола…

– Извини, милая. – Я поставила ее на землю и стала подталкивать в сторону своего автомобиля. – Я куплю тебе еще одну баночку. – Сьюзан уже подходила ко мне. – Забирайся в машину, ну же! – Я усадила Полли на заднее сиденье, захлопнула дверцу и заблокировала ее.

Леонард и его мать уже подошли ко мне вплотную. Я наклонилась к мальчику.

– Можно мне поговорить с твоей мамочкой? – спросила я его.

Он, поморгав на меня своими песочными ресницами, посмотрел на Сьюзан, спрашивая взглядом разрешения. Она кивнула:

– Подожди меня у входа в дом, Ленни.

Он поднялся по ступенькам, ритмично стуча своей баночкой кока-колы по перилам. Когда он оказался на таком расстоянии, что не мог нас услышать, я шагнула к Сьюзан, все еще безмятежно улыбающейся мне.

– Что за игру вы затеяли, черт вас возьми?

Ее улыбка как бы застыла. Она поморгала на меня ресницами – точно так же, как это сделал ее сын.

– Леонард сказал мне, что Полли захотела с ним поиграть.

– Правда? – прошипела я. – Вы позволяете шестилетнему ребенку самому решать, куда и с кем идти, да? Не поговорив перед этим с его родителями?

Она едва заметно пожала плечами:

– Почему бы нет?

– Вы надо мной издеваетесь, – сказала я, с силой сжимая свои автомобильные ключи. Мне захотелось врезать прямо по ее глупому самодовольному лицу. – Вы прекрасно понимали, что я буду переживать и теряться в догадках относительно того, куда вы забрали мою дочь.

– В самом деле? – Она уставилась на меня. – Мэл сказал, что я вполне могу это сделать.

Я тоже уставилась на нее, и меня охватили сомнения.

– Я вам не верю, – сказала я. – Я только что разговаривала с ним.

– А-а. – Она поморщилась. – Я же говорила, что он лжец.

– Нет. – Мне не хотелось направлять разговор в это русло. – Это вы лжете. Больше не смейте подходить к моему ребенку! Вы меня слышали?

Леонард двинулся вниз по ступенькам по направлению к нам:

– Мамочка, что случилось?

Я посмотрела на него. Бедный малыш. Мамаша у него прямо-таки чокнутая.

– Произошло недоразумение, милый, – сказала я, открывая дверцу своего автомобиля со стороны водителя, – но мы с твоей мамой уже во всем разобрались.

Сьюзан горько рассмеялась.

– Разобрались? – сказала она. – Я вам кое-что скажу. – Она сделала шаг ко мне. – Мэл никогда не будет любить вас так, черт возьми, как он любит меня.

Леонард снова поморгал ресницами и затем расплакался.

Мое сердце сжалось от жалости к нему, но я не могла оставаться здесь и дальше. Ведь он – не моя забота, не моя проблема. У меня хватало собственных проблем.

– Извини, милый, – сказала я Леонарду, но это его отнюдь не утешило. Полли постучала в окошко автомобиля и помахала рукой своему другу, но он стал плакать еще громче.

– Почему Леонард плачет? – спросила Полли, когда я села в машину.

– Ему просто… немножко грустно. – Я увидела, как к нам приближается мотоцикл. – Я уверена, что с ним скоро все будет в порядке.

– Я на это надеюсь, – сказала Полли с тревогой. – А может, мне вылезти и развеселить его? Я могу рассказать ему свой самый смешной анекдот…

– Нет! – громко, почти крича, возразила я, поворачивая ключ в замке зажигания. В этот момент мотоцикл уже подъехал к нам, и, когда я включила сигнал поворота, Мэл стащил с головы шлем. Лицо у него было красное.

Чувствуя, как быстро забилось мое сердце, я тронулась с места. В зеркале заднего вида я могла наблюдать, как Мэл растерянно провожает взглядом мой автомобиль, сидя на мотоцикле.

По дороге домой я все еще была в такой ярости, что не могла разговаривать, а потому поставила любимый компакт-диск Полли и стала тихонько подпевать вместе с ней дуэту «Тинг Тингс», поглядывая в зеркало заднего вида на то, как она с беззаботным видом развалилась на заднем сиденье.

Я была так напряжена, что у меня заболело лицо. А может, я действовала во вред своему ребенку? Мне ужасно хотелось отправиться сейчас не домой, а туда, где нас никто не знает, подальше от Лондона, прочь от этой паутины, состоящей из несчастий и ревности. Прочь от Сида и от какой-то странной игры, которую затеяли Мэл и его бывшая жена.

Когда я открыла входную дверь, мне в ноздри ударил странный запах. Полли, склонная к аллергии, тут же начала чихать.

– Это как цветы, – сказала она, морща свой сопливый носик. – Запах у той бабушки.

Она имела в виду запах дома у тетушки Вал – запах талька и высушенных благоухающих растений.

Я зашла в гостиную. Что-то было не так.

Сразу же бросилось в глаза, что кто-то сдвинул все предметы на кофейном столике. Мои блокноты были перевернуты, а конструктор Полли лежал не там, где обычно.

Я позвонила Сиду:

– Ты был дома?

– Нет, – ответил он.

– Точно не был?

– Точно.

– Ну ладно. Думаю, ты будешь рад услышать, что с Полли все в порядке.

– Что? А почему с ней было не все в порядке?

– Ты получил мое голосовое сообщение?

– О-о… – Последовала пауза. Он, видимо, о чем-то размышлял. – Да, получил. Извини. Я был немножко занят. У нас тут кое-какие… проблемы. Джоли плохо себя чувствует. А еще она, кстати, расстроена из-за твоей реакции.

– Что? – вздрогнула я. – Какой реакции?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Твоей реакции на ее предложение дружбы. Дай трубку Полли, пожалуйста.

Я позвала дочь к телефону. Джоли в данный момент наверняка находилась рядом с Сидом, и я совсем не хотела сейчас выяснять отношения с ней.

Я прошла в гостиную и стала наводить тут порядок. Подумала о том, не позвонить ли Эмили: у нее был запасной ключ, – но на разговор с ней я не решилась. Я не могла вообразить, зачем ей понадобилось приходить в мой дом, но все же надеялась, что это была именно она, – может быть, хотела помириться. Я почувствовала знакомый запах, но не смогла определить, откуда он исходит. Возможно, это были экзотические духи Эмили. Этот аромат показался мне слишком сильным, и я открыла окно.

Но вообще-то у меня были и более важные заботы. Я чувствовала себя дурой и злилась даже больше, чем тогда, когда уезжала прочь от дома Сьюзан. Я презирала себя.