Онлайн книга «Двенадцать прикосновений к горизонту»
|
– Спасибо, – пробормотал я. – Всё хорошо… Спасибо… – Вот тут, в предбаннике, полотенце. А у тебя и вещей нету? Может, носки, трусы постирать? Я тебе кальсоны мужнины на ночь дам. Белья осталось после него – на всю деревню хватит… – Спасибо, бабушка Фрося, я сам постираю… – Да ты не стесняйся, иди, иди, раздевайся, давай я простирну. Оставляй здесь на лавке, я пойду принесу тебе кальсоны, а твои вещички заберу. Нужно же, чтобы к утру всё высохло. Я в хате сейчас по-быстрому сделаю. Не переживай. Через полчаса я, распаренный и млеющий, сидел за столом в белых, весьма просторных кальсонах (я такие видел в кино про войну) и майке. На столе посередине стоял красивый расписной самовар, рядом – тарелка с баранками, чуть поодаль – чашка с соленьями: огурчиками, помидорами. Большие ломти хлеба лежали прямо на скатерти. На самом краю дымилась тарелка со щами, а рядом с ней – деревянная ложка. За самоваром я заметил бутылку с мутноватой жидкостью. Я догадался, что это такое. – Чем богаты, тем и рады. – Баба Фрося присела напротив. – Кушай, сынок, не побрезгуй. У меня к тебе дело будет, Михаил… э-э-э… как тебя по батюшке-то? – Да ну что вы, – смутился я, – называйте просто Миша. Зачем же по батюшке? – Да это я так, – махнула она рукой, – по любопытству… Ты мне должен помочь, Миша. Поможешь? – Конечно, – закивал я и отложил ложку в сторону. – Да ты кушай, кушай, – замахала обеими руками баба Фрося. – Кушай и слушай. Я щас приглашу соседку свою, Дусю. Мы с ней по паре стопочек пропустим. Только скажи ей, что ты – мой внук. Хорошо? – Как это? – удивился я и раскрыл рот. – Вы же сказали, что вашему внуку скоро пятнадцать лет, а мне всего… – Ой, да какая разница. Тринадцать, пятнадцать. Ты думаешь, кто-то поймёт? Я вон, когда тебя увидела, подумала, что тебе лет семнадцать, не меньше. Ну так что? Скажешь? – А зачем? – Я был в недоумении. – А… она его не видела? – Щас, погоди. – Баба Фрося откупорила бутылку, наполнила рюмку и одним махом опрокинула содержимое в рот. Утёрла нос рукавом и тихо повторила вопрос: – Так что, скажешь? – Скажу, – пообещал я. – А вашего внука она не видела раньше? Она не догадается, что мы её обманываем? – Не догадается, – уверенно ответила баба Фрося. – Дочка с внуком уехала от меня тринадцать лет назад. В общем, так: скажешь, что едешь в Ростов, ну там, по каким-то своим делам и нарочно заехал меня проведать. Понял? Именно нарочно, не из-за того, что проездом! Так и скажи! – Она подняла указательный палец вверх. – Завтра, дескать, автобус утром, вот на нём и уедешь. Скажи, что не мог не заехать к бабе Фросе, мол, совесть не позволила… Прямо так и скажи. Хорошо? – А если она про Питер будет спрашивать, что говорить? – Ну, придумаешь что-нибудь. А она его видела, тот Питер? Она за свои семьдесят лет ни разу из деревни никуда не уезжала. – А на какой улице ваша дочь живёт в Питере? – Проспект Славы… Да зачем тебе это всё нужно? Молчи, и всё… Я сама буду говорить. Ты, главное, скажи, что мой внук… Договорились? – Договорились, – улыбнулся я. В этот момент из соседней комнаты раздался какой-то странный звук. Баба Фрося метнулась туда. Я даже испугался. «Это ещё что? – подумал я и почувствовал, как холодеет спина. – Что это у неё там?» Мне мгновенно в голову полезли какие-то страшные мысли. А вы бы не испугались? Чего я только не успел подумать за какие-то несколько минут, пока баба Фрося отсутствовала. Даже мелькнула мысль рвануть из дому. Но тут Фрося вышла и тяжело вздохнула: – Грех говорить, да хоть бы уж бог прибрал, что ли… Измучилась я. – А кто там? – спрашиваю шёпотом. – Свекруха моя, скоро девяносто лет. И сама не живёт уже, и мне не даёт. Лежачая она. Скоро десять лет как не встаёт. Из комнаты снова раздался голос. Баба Фрося нырнула за штору, но быстро вернулась. – Ты представляешь, Мишка, – закачала головой баба Фрося и, наклонившись ко мне, заговорила шёпотом: – Вот кому расскажи, не поверят. – Что случилось? – вздёрнул я брови. Да и как тут не вздёрнешь: что ни минута, то сюрприз. – Да ничего не случилось, – ухмыльнулась старушка и, сев рядом со мной, продолжила шёпотом: – Татьяна Лексеевна уже давно живёт как в полусне. Заговаривается, забывает всё. Хотя иногда к ней приходит какое-то просветление – мы в такую пору даже болтаем с ней, бывает, что до утра. Правда, в последнее время всё реже и реже. Потом снова у ней разум уходит, и месяц-два живёт как в потустороннем мире. Так ты представляешь, что она сейчас у меня спрашивает? – Что? – раскрыл я рот от удивления. – Говорит: Фрося, не из наших кто приехал? Ну, я и сказала, что правнук приехал, Мишка, дескать, в бане моется. – Бабушка, – я тоже заговорил шёпотом, – так это что получается, ваш муж – сын этой бабушки? – Ну да, – закивала баба Фрося. – Сын, в смысле мой муж, давно умер, а его мать вот всё живёт. Мне уж кто только не говорил, чтобы я сдала её в дом престарелых. Да совесть не позволяет. Хорошая она была свекруха. Всегда меня защищала. Так вот свёкра моего звали Михаилом. Моя дочка, когда родила мальчика, назвала сынка в честь деда, хотя сама его и не помнила. Я пообещала Татьяне Лексеевне, что, как только ты вернёшься из бани, мы к ней зайдём. Хорошо? – А как же? Как… – Ой, да не переживай ты, пусть хоть перед смертью увидит правнука… – Бабушка Фрося, но это же неправда, разве так можно? – запротестовал я. – Она будет думать, что я настоящий, а я… – Тьфу ты, ё-моё, господи, прости, что скажешь, а ты что, пластилиновый, что ли? – Фрося повернулась к иконе и перекрестилась. – Да я не в том смысле. Одно дело – соседям соврать, а тут родной внук… правнук… Может, лучше ей сказать правду? – Да угомонись ты ради бога! – шикнула баба Фрося. – Кому она нужна, твоя правда? Пошли. – Она потянула меня за руку. – Что, прямо так? – Я встал и развёл руками. – А как? – рассмеялась старуха. – Фраков у меня нету. Да пошли ты, – она снова потянула меня за руку, – пока Лексеевна при памяти. Пошли… Мы вошли в комнату. Память моя, разумеется, не могла сохранить всё, что я там увидел, однако, думаю, вполне достаточно будет описать и то, что мне запомнилось. Что тут кривить душой, я впервые видел человека, который много лет прикован к постели. Невольно вспомнил свою палату в больнице, когда моя нога висела на виселице. Как вспомню эти процедуры, утки, так мурашки по телу. Но и тут сравнение не совсем удачное. Я-то знал, что месяц-два – и я на свободе. Хромай, но ходи куда хочешь и когда хочешь. А тут совершенно другое дело. Здесь человек слёг и знает, что это навсегда. Что здесь он найдёт свою смерть. Каково так думать? Жуть какая… |