Книга Дневник осени, страница 44 – Белла Торн

– Но, Шон, я была права! – быстро добавляю я, собрав всю свою оставшуюся смелость. – Я нашла доказательства. Смотри!

– Я не хочу смотреть. Я не роюсь в чужих вещах. Я никогда так не поступаю.

– Это не я злодейка в этой пьесе, – произношу я, безуспешно пытаясь найти правильные слова, чтобы оправдаться.

Он издает короткий, полный горечи смешок.

– Ты уверена?

Теперь уже я борюсь с подступающими к глазам слезами.

– Да, выглядит это некрасиво. Но здесь другое, Шон. Это справедливое возмездие.

Он просто смотрит на меня и качает головой.

– Несмотря на весь тот мусор, который швыряли тебе в лицо, ты продолжала оставаться той потрясающей девчонкой, которая не изменяла самой себе, у которой были любящие друзья и которая продолжала делать так, как считала нужным, без оглядки на окружающих.

Я растеряна. То, как он качает головой, жутко меня расстраивает, потому что, похоже, он во мне разочаровался.

– Так вот как ты меня видишь…

– Так я тебя видел. Я был неправ.

– Шон? Отем? – доносится до нас снизу голос Ринзи. – Вы там живы? В моем доме нельзя тискаться!

– Сейчас спускаемся, – кричит Шон ей в ответ, но при этом не сводит глаз с меня.

– Ты ей все расскажешь? – спрашиваю я, кусая губу.

– Надо бы, – отвечает он. – Но нет. Не про компьютер. Ты сейчас же расскажешь ей, что не возьмешь ее с собой на встречу с Кайлером Лидсом. А потом покинешь этот дом. И если хоть какие-то ее файлы где-нибудь всплывут, я всем все расскажу.

Мой желудок совершает кульбит, а в горле появляется ком. Я могу отказаться и просто уйти, но тогда я могу не рассчитывать на то, что у нас с Шоном когда-нибудь еще будет хоть малейший шанс наладить отношения. Какая-то часть меня продолжает надеяться, что, когда он перестанет сердиться на меня, он поймет, зачем я так поступила. Поэтому я киваю, вытаскиваю флэшку и опускаю в карман. Я рассчитываю, что он хоть краем глаза посмотрит в файл, прежде чем я его закрою, но он этого не делает. Когда никаких следов моего пребывания больше не осталось, я спускаюсь за ним вниз, и мы заходим в комнату. Он выжидательно стоит, скрестив руки на груди, а я опускаю голову, как нашкодивший ребенок.

– Ринзи, – медленно произношу я. – Мне надо тебе кое-что сказать.

Есть только один плюс в том, что в твоей жизни происходит что-то действительно ужасное: все остальные проблемы перестают казаться такими уж невыносимыми.

Когда я рассказываю все Ринзи, она визжит, оскорбляет меня, даже стучит ногой. Все это время Шон стоит не шевелясь, с каменным выражением лица. Он не произносит ни единого слова, даже когда миссис Треска заходит посмотреть, что происходит. Ринзи орет на нее, чтобы она ушла. Потом Шон провожает меня до двери и с шумом захлопывает ее за мной. А ведь меня некому отвезти домой. Его это не волнует.

Я хочу опуститься на землю и пореветь всласть, но еще больше хочу оказаться как можно дальше от Ринзи и Шона. Я иду пешком пару кварталов до въезда в их элитный поселок, а оттуда уже звоню маме, чтобы она заехала за мной. Пока я ее жду, я не делаю ни-че-го. Даже не разрешаю себе ни о чем думать. Когда я сажусь в машину, мама, конечно, замечает, что я чем-то расстроена, но объяснить ей я ничего не смогу, поэтому молчу. Дома я хочу просто вырубиться как можно скорее. Я поднимаюсь к себе, забираюсь в постель и делаю кокон из одеяла, чтобы отгородиться от окружающего мира.

У меня лежачая забастовка. Даже когда я просыпаюсь, я отказываюсь открывать глаза. Вместо этого переворачиваюсь лицом вниз и дышу в подушку.

Я чувствую, что это не помогает, потому что не могу выкинуть из головы слова Шона. Я не могу не думать о том, что он сказал. О том, какой он видел меня и какой я была раньше – девушкой, остававшейся верной самой себе, несмотря ни на что. У которой были любящие друзья и он! – назло Марине Треске и всем, кто пытался разрушить это.

Когда я вспоминаю, как он это описывал, мне кажется, что тогда я действительно вносила мир и гармонию в свое окружение.

Я встаю с постели и иду за своим блокнотом. Достаю его из сумки и перечитываю свое последнее желание: «Пусть все узнают, как поступила со мной Ринзи, и поймут, что она из себя представляет».

Неужели оно сбило меня с правильного пути? Может, именно поэтому его исполнение обернулось для меня настоящим кошмаром?

Я беру ручку и начинаю писать:

«Дорогой папочка…»

Ужасно тяжело рассказывать ему о том, что я сделала. План проникновения в компьютер Ринзи казался мне таким смелым и правильным поступком, а себя в тот момент я видела просто какой-то Убивашкой ^[87]. Но теперь, когда я представляю папу, читающего о моих «подвигах», я понимаю, что они бы его очень расстроили.

«Ты наградил меня этим даром, – пишу я, – но я использую его не ради мира и общей гармонии. Я все только запутываю и не знаю, как это исправить. Пусть я поступлю правильно, чтобы ты мог мною гордиться».

Я откладываю блокнот в сторону и проверяю сообщения в телефоне.

Амалита: Что ты нашла?

Амалита: Почему ты мне не отвечаешь?

Амалита: Эй, ты где???

Амалита: Боже мой, тебя что, поймали? Скажи мне, что нет.

Амалита: Ты что, издеваешься надо мной?! Немедленно ответь! Позвони мне! Сейчас же!

И все в таком духе.

Я набираю ее номер.

– Отем!!! Уже полдень! Через шесть часов у нас встреча с Кайлером Лидсом! У тебя не может быть оправданий, почему ты до сих пор со мной не связалась!

И я оправдываюсь.

– Y que? ^[88] – спокойно спрашивает она.

– И что?! – повторяю я, не веря своим ушам.

– Ты смотришь на это с плохой стороны, – говорит Амалита, и я живо представляю себе, как она ходит по комнате туда-сюда, жестикулируя. – Да, тебя поймали, у нас нет доказательств и мы не можем разоблачить Ринзи перед всей школой. Но ты-то видела все своими глазами. Ты во всем убедилась, Шон тебя не сдал, а Ринзи предстоит рассказать всем, что на самом деле она не идет на встречу с Кайлером Лидсом. А мы, между прочим, идем! И это – muy bien! ^[89]