
Онлайн книга «Химия. Узнавай химию, читая классику. С комментарием химика»
Я не скупился на обещания. Они поклялись мне в верности, подняв над головой два пальца в знак присяги. …До сих пор не могу понять, почему ни одному из них не пришла в голову простая мысль, что это вовсе не чудо, а обыкновенная химия. Знали же они, что существует на свете вещество фосфор, обладающее свойством светиться в темноте, наконец, видели же они светляков и море, фосфоресцирующее летом! И все же они поверили в волшебное свойство моего свечения и в то, что я знаю какую-то тайну Елены Блаватской. Их души жаждали необъяснимого… …Когда мы вылезли из темного подвала, то увидели на полянке Надьку Заря-Заряницкую, которая, прыгая на одной ноге, бросала в стенку мяч, ловко его ловила, затем несколько раз заставляла со звоном ударяться об землю, а потом опять бросала в старый ракушниковый брандмауер, изрезанный различными надписями и рисунками. Увидев меня, окруженного ее бывшими верноподданными, она нахмурилась, как разгневанная королева, ее золотистые прямые брови, всегда напоминавшие мне пшеничные колосья, сердито сошлись, и, с силой ударив мяч об землю, так что он подскочил вверх до второго этажа, крикнула: – Ко мне, моя верная дружина! – Она уже не твоя, а моя, – сказал я насмешливо, – только что они в подвале Фесенко дали мне вечную клятву верности и присягнули двумя пальцами. – Вы ему присягнули? – строго спросила Надька. – Присягнули, – ответили ее бывшие верноподданные. И тут же Надька узнала неприятную новость, что ко мне во сне являлась Елена Блаватская и открыла все свои тайны, в том числе и способность светиться в темноте. – Он вам врет, – сказала Надька. – А вот и не врет, потому что мы сами видели, как он светится. Я посмотрел на Надьку с нескрываемым торжеством и, сложив руки на груди крестом, оскорбительно захохотал ей в лицо. – Может быть, не веришь? – спросил я. – Не верю, – ответила она, – потому что ты известный брехунишка. – Клянусь! – гордо возразил я. – А чем докажешь? – спросила она. – Пойдем в подвал к Фесенкам, сама увидишь. – Будешь светиться? – подозрительно спросила Надька. – Буду светиться, – ответил я. – Пойдем! – Пойдем. Мы спустились в подвал, пошли ощупью по темному коридору, причем я хорошенько наслюнил себе пальцы, нос и уши и украдкой потер их кусочком фосфора. Я остановился, внезапно повернулся к Надьке светящимся лицом и поднял вверх растопыренные светящиеся пальцы. – Теперь ты убедилась? – спросил я. Надька стояла передо мной, потеряв от изумления дар речи. …Я слышал в темноте, как бьется ее сердце… – Ты что, на самом деле волшебник? – наконец спросила она. – А то нет! – ответил я. Мы выбрались из подвала наверх, и я был поражен яркостью мира, синевшего, зеленевшего, желтевшего, сверкавшего вокруг нас так сильно, что даже стало больно глазам. Надька стояла передо мной высокая, стройная, длинноногая, с поцарапанными коленками, с прямым красивым носиком с легкой горбинкой, чуть-чуть позолоченным веснушками, с прозрачными голубыми глазами, с тугими локонами, по два с каждой стороны, между которыми жарко горели удлиненные раковины ее небольших мальчишеских ушей. Вообще, в ней было что-то грубо-мальчишеское и вместе с тем нежное, девичье. …Мы стояли рядом, вечные соперники и враги, влюбленные друг в друга, и я чувствовал себя победителем… Она смотрела на меня с суеверным ужасом, точно я впрямь был волшебником, посвященным в тайны Елены Блаватской. – А ты меня примешь в свою компанию? – спросила Надька робким голосом. – Я хочу, чтобы ты посвятил меня в тайны Блаватской. Я немножко поломался, а потом сказал: – Эти тайны я могу открыть только тому, кто поклянется навсегда стать моим послушным рабом. – Мне не надо всех тайн, – ответила она, глядя на меня своими чудными аквамариновыми глазами с жесткими рыжеватыми ресницами, что делало ее чем-то неуловимо похожей на англичанку, – мне только хочется узнать, как тебе удается светиться в темноте. – Чего захотела! Светиться в темноте – это самая главная тайна. – Ну так открой мне эту тайну. Я тебя очень прошу, – сказала Надька голосом, полным почти женского, нежного кокетства. Я посмотрел на нее и понял: она вся с ног до головы охвачена таким страстным, непобедимым любопытством, что мне теперь ничего не стоит превратить ее в свою послушную рабу. – Хорошо, – сказал я, – пусть будет так. Но ты должна признать себя моей рабой. Надька немного поколебалась. – А без этих глупостей нельзя? – спросила она. – Нельзя! – отрезал я. – Хорошо, – сказала она тихо, – но если я стану твоей рабой, тогда ты мне откроешь тайну? – Открою, – сказал я. – Ну так считай, что с этой минуты я твоя раба. Идет? – Э, нет, – сказал я. – Это не так-то просто. Сперва ты должна исполнить ритуал посвящения в мои рабыни; в присутствии всей голоты ты должна стать передо мной на колени, наклонить голову до земли, а я в знак своего владычества поставлю тебе на голову ногу и произнесу: «Отныне ты моя раба, а я твой господин», и тогда я открою тебе тайну свечения человека впотьмах, завещанную мне Еленой Блаватской. – И ты даешь честное благородное слово, что тогда ты откроешь тайну свечения? – спросила Надька, дрожа от нетерпения. Она готова была на все. – Честное благородное, святой истинный крест, чтоб мне не сойти с этого места! – сказал я с некоторым завыванием. Надя решительно тряхнула всеми своими четырьмя английскими локонами и стала передо мной на одно колено, немного подумала и решительно стала на другое. – Ну-ну, – сказал я, – теперь склоняйся до земли. Надя повела плечами и с некоторым раздражением положила свою голову на сухую, рыжую землю пустыря, поросшего пасленом, на котором уже созревали мутно-черные ягоды. Вокруг нас стояла толпа мальчиков и девочек, которые молча смотрели на унижение передо мной Надьки Заря-Заряницкой. …Она была в матроске с синим воротником, в короткой плиссированной юбке. Приподняв голову с земли, она смотрела на меня прелестными, умоляющими глазами… – Может быть, не надо, чтобы ты ставил ногу на мою голову, я уже и так достаточно унижена, – почти жалобно промолвила она. – Как угодно, – сурово сказал я, – но тогда ты никогда не узнаешь тайну свечения человеческого тела. – Ну, черт с тобой, ставь ногу на голову, мне не жалко, – сказала Надька, и я увидел, как из ее глаз выползли две слезинки. |