Книга Намаскар: здравствуй и прощай (заметки путевые о приключениях и мыслях, в Индии случившихся), страница 53 – Евгений Рудашевский

Тело в мягкости, бесчувственности было, когда увидел я холм, с которого бег свой начинал. Тут встретили меня жители местные, водителем на поиски взбудораженные.

Шлагбаум к моему возвращению был опущен, но Карма заранее выкатил джип вперёд – с военными о скором отъезде условился.

Крик был к моему приходу, негодование. Грозился водитель в Манали вернуться, но потом утихомирился. Выехали к перевалу. Дорога здесь опасная была, и перекрывали её в наступлении облака – того, чьим движением я наслаждался с утёса.

Карма ещё оттого возмущался, что пропустили мы грузовики тяжёлые. В своём возмущении он оказался прав – одна из этих машин увязла крепко в грязи дорожной; простой был в двадцать минут.

Скользкая, узкая, изрытая колёсами дорога. Подле неё – грязные, будто закоптелые снежники. Видно, как на поворотах впереди нас кренятся, раскачиваются к обрыву грузовики – будто игрушечные, лёгкие.

Тряска постоянная – если не держаться, голову разобьёшь о потолок; устают руки.

Дорога всё чаще взрыта ручьями. По кювету разбросаны строительные сетки, арматура. Краткими полосками попадается асфальт – шум стихает до шелеста, но вскоре возобновляется в прежней громкости.

Мантры водителя оказались диковинно перемешаны с песнями Red Hot Chilly Peppers, Beatles, Limp Bizkit.

Когда вышел я из машины на перевале Рохтанг Ла (высота – 3980 метров над уровнем моря), хмель в теле ощутил явный. Не было твёрдости в ногах, сердце холодное стучало неровно. Не понимал я, от пробежки недавней чувства такие получились или же от подъёма резкого в два километра (Манали на высоте 2000 метров расположен). Холод. Заматываемся шарфами, выдыхаем пар.

Дорога вниз от перевала виделась сверху извитой лентой гимнастки. К селу Танди изменилось всё необычайно. Здесь, в долине, была жара. Горячий песок. Галечная пустыня. Пришлось раздеться до футболок.

Чаще встречались стада овец, коз; вновь увидели мосты порушенные, а в стороне – новые, им взамен протянутые.

Ехали мы по ущелью, вдоль реки мутной, будто из масала-чая налитой. По склонам гор виднелись лоскуты пашен.

К одному из святилищ водитель наш положил 10 рупий (6 рублей), надеясь взносом таким безопасную дорогу себе вымолить.

Горы здесь ребром стоят – обсыпанные, пустынные; шапки у них – от снега чёрного (из-под него водопады хлещут); и бородавками сереют худые останцы.

Останавливались мы часто из-за ремонта дорожного, и дышать должны были пылью густой. Не было тут свежести прохладной – только клубы пескf. Не верилось, что зимой снегом укрыты эти проезды и движение всякое прекращается. Только летом доступен Лех машинам; в прочее время дороги (одна – из Шринагара, другая – из Манали) перекрыты.

Дальше был запылённый Кейлонг – малый городишко, жители которого в тряпьё укутаны (в спасение от пыли вездесущей). Я и сам повязал себе на лицо тряпку; горло тем не менее иссушилось, на зубах хрустел песок.

Лысые, мертвенные горы. Ничем не прикрытое солнце. Насыщенное синевой небо; облака – крепкие, упругие, словно бело́к, выбившийся из треснувшего при кипячении яйца.

Чайные домики встречаются – для отдыха путников. Заносит их пылью. Хозяева поливают порог речной водой и тем спасаются.

Веко моё вздулось ещё больше, но боли в нём по-прежнему нет.

Дорога узкая; порой по десять минут плестись нужно за грузовиком, чёрные клубы от него вдыхая.

К новому перевалу опять схолодилось. Надели мы всё шерстяное. Слабость повторилась. Перевал Баралач Ла – 4253 метра. Мороз в теле колючий. Ноги сжались, заледенели, как будто затекли, но так, что ни одним движением их не расшевелить, и длилось чувство такое полтора часа. Чудилось мне, что зарядка телу необходима – пустить кровь по венам. От такой глупости задумал я отжиматься на перевале. Лучше не стало; дыхание теперь надолго одышкой обратилось. Зрачки у меня, как у Оли, в крупинку пшена стянулись; по белка́м сосуды красные разошлись.

Шатало меня в шаге. Руки подсохли, кисти сморщились, ладони побелели.

Наконец, ещё засветло (к 17:00), доехали мы до стоянки ночной – палаточного лагеря близ села Сарчу. Удобствами здесь были свет от радиатора, кухня полевая. Соседями оказались семеро японцев. Палатка двухместная – 1150 рублей.

Тихо здесь в окружении скал жёлтых. Место – высокогорное (4235 метров), и ждали мы слабость, но её не было. Мы в бодрости находились и вечер этот отдыху отдать не желали. При солнце для вида хорошего взобрались на холм ближайший – курумом из камней острых обсыпанным.

Глаз мой болен был по-прежнему (не удавалось ни жмуриться, ни моргать), и казалось это единственным недостатком к нашей радости. Нравилось мне это место, и дивиться нужно было новому лику, увиденному от Индии в нашем путешествии.

На холме соседнем собраны три о́бо. Оля предложила оставить о себе такой же мегалит; я согласился и надумал сделать его самым высоким. Так началась часовая работа, в которой мы поднимали валуны, оббивали пластины до нужной формы. Оля кратким трудом утомилась, села в сторонке.

Солнце утянулось за горы, когда я закончил наш обо. Оля в дыхании чрезмерном вниз по куруму пошла. Остановилась. Пошатнулась. Расставила руки. В напряжении особом села. Прошептала, что дальше идти не может. Сказывалась высота. Лицо Олино выцвело. Губы бледные ссохлись. Глаза беспокойные были. Я уговаривал встать – спуститься к лагерю и там уж отдохнуть, однако Оля противилась. Сидела недвижно. Минутой позже разрезало её рвотой обильной – едва успел я придержать косу, затем и всё тело, подавшееся к камням острым. Мертвенные руки, лицо.

Запах недопереваренной пищи.

Возвращение в лагерь было получасовым. Положил я локоть Олин себе на шею, обнял её – неспешно вёл вниз. Сыпались из-под шагов наших камни. Несколько раз соскальзывала Оля – целиком на мне повисала; благодарил я крепость, цепкость сандалий своих. Трудность наибольшая была, когда с валунов больших спускаться приходилось. Оля шла молча; терпела, натужив лицо. Изредка только предупреждала, что близок обморок.

Обморока, однако, не случилось. Сошли мы до площадки земляной, где не было уже опасности от камней; там остановились для отдыха.

Позже узнали мы, что при тошноте началась для Оли краснота дней – на неделю раньше рассчитанного по календарю.

После отдыха пятиминутного убедил я Олю идти дальше. Вставать нужно не спеша, чтобы не пустить по телу кровь излишне быстрым ходом. Для начала вытянуть по земле ноги (расслабить от затекания); подогнуть их вновь и приподняться, оставшись при этом согнутым вперёд; выждав несколько мгновений, можно наконец выпрямиться.

Перед лагерем рвота повторилась.

К палатке шли мы под руку – не хотела Оля, чтобы увидел кто-то слабость её, потому отказалась вновь опереться на мои плечи, положить на шею локоть.

Вскоре услышал я от хозяина лагерного, что тошнота сильная была у двух японцев. Так худо было им, что их товарищи потребовали возвращения спешного в Манали. Проводник, нанятый ими для Ладакха, уговорил ночь выждать – объяснил особенности акклиматизации.