Онлайн книга «От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918»
|
Передавая переписку, я доложил и высочайшее повеление, по которому этот поручик подлежал увольнению от службы. Граф вспылил: – Ну так и вон его! Но затем, отойдя: – Но, милый Экк, он же ничего не сделал бесчестного, за что же вон. Как помочь ему? – Единственный путь – представить на высочайшую милость. – Ну так заготовьте надпись и представим. Так и было исполнено. Приблизительно через месяц от военного министра пришел следующий ответ: «По докладе государю императору ходатайства Вашего Сиятельства, Его Величеству благоугодно было положить следующую резолюцию: наложить взыскание по усмотрению командующего войсками Одесского военного округа, но не очень строгое, причем слова «не очень строгое» Его Величество изволил собственноручно подчеркнуть». Граф просиял: – А когда так, объявить ему от меня замечание. Однажды приезжает ко мне начальник Елисаветградского кавалерийского училища [125] полковник Самсонов и говорит: – Выручай, у нас вот какое несчастие – у окончившего первым в этом году училище вахмистром и представленного к производству в эстандарт-юнкера по поверке в Главном штабе оказались неправильные документы; он не имел права поступать вольноопределяющимся, и тем более в училище, и его приказано, как неправильно принятого, уволить в первобытное состояние. Положение было действительно безвыходное, так как он, окончивши курс училища, считался отбывшим воинскую повинность, следовательно, не мог уже поступить и охотником, чтобы вторично все проделать. Самсонов был в отчаянии, и мы решили, что он сегодня же пойдет и повинится во всем графу, а завтра я доложу самое дело. Когда на другое утро я пришел с докладом, командующий войсками встретил меня словами: – Как же нам выручить Самсонова и этого юношу? – Абсолютно ничего нельзя сделать. Есть только один путь – обратиться к царской милости. Опять было заготовлено соответствующее ходатайство и государю императору благоугодно было на нем начертать: «Разрешаю, в изъятие из закона, вновь принять на службу охотником – со званием эстандарт-юнкера». В начале 1900 годов 7-м корпусом командовал генерал-лейтенант Юнаков, который, к сожалению, во многих отношениях оказывался не на высоте своего положения. Под влиянием своей жены и начальника штаба корпуса, генерал-майора Пешкова, он допустил травлю командира Крымского конного Ее Величества дивизиона полковника графа Келлера, [126] человека правда тяжелого характера, но преданного военному делу, выдающегося командира части. Сначала доходили только слухи о частых недоразумениях, но затем появился приказ начальника штаба корпуса о смотре дивизиону, который гласил: «Сего числа я произвел смотр Крымскому конному Ее Величества дивизиону. Эскадроны были выстроены в развернутом строю, отлично выровнены, шашки держали правильно, люди имели молодецкий вид. С удовольствием замечаю, что все мои указания приняты к сведению, и за блестящее состояние эскадронов объявляю мою сердечную благодарность командиру 1-го эскадрона ротмистру Кокораки и 2-го – ротмистру Николаеву. На плацу не была приготовлена глина для рубки, что объясняю недомыслием командира дивизиона полковника графа Келлера и объявляю ему выговор и так далее…» Приказ был доложен командующему войсками, и граф приказал вызвать Пешкова для дачи объяснений и мне присутствовать при этом. Граф много лет командовал Кавалергардским полком, [127] был старейшим кавалергардом, пользовался совершенно исключительным авторитетом и был со всеми на ты. Генерал-майор Пешков был тоже кавалергард, поэтому когда мы явились в кабинет командующего войсками, граф, посадив нас, спросил Пешкова: – Что ты можешь сказать в оправдание своего непозволительного приказа? Пешков: – Я, Ваше сиятельство, привез целую пачку бумаг, из которых вы изволите усмотреть, что я действовал правильно. Граф, рассмотрев все бумаги: – По букве может ты и прав, но ты поступил как иезуит, а уж твое выражение «недомыслие» по отношению к командиру дивизиона прямо непростительно и недопустимо. Пешков: – Я не хотел обидеть командира, я слово «недомыслие» употребил по Гроту. Граф: – Ну, милый мой, ты мне Гротом не тычь, а я тебе скажу, что я ли недомыслил, ты ли недомыслил – кто недомыслил, тот всегда дурак. Пешков встав: – Я вижу, Ваше сиятельство, что возбудил ваше неудовольствие и, если угодно, то могу подать в отставку. Граф: – Виноват. До сих пор происходил разговор двух кавалергардов и я хотел тебе уяснить всю неправильность и бестактность твоего приказа и твоего поведения в отношении командира дивизиона. Теперь вам угодно заявить командующему войсками, что вы подадите в отставку. Смею вас уверить, что с его стороны препятствий к этому не встретится. А приказ о смотре отменяю. На этом объяснение и кончилось. Осенью того же года происходили десантные маневры под Очаковом с участием Черноморского флота, шла высадка войск. Командующий войсками находился на пароходе «Пушкин». Когда к нему явился начальник 13-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Церпицкий, граф, выслушав доклад о ходе высадки, спросил: |