Онлайн книга «Ангелы и насекомые»
|
Но возможно, она сама подтасовала его карточки. Она любит загадывать загадки. Ее руки с узкими запястьями двигались уверенно и точно – она передавала Элен слово PHOENIX, ловко сбывая с рук опасную «X». Кто он для нее: одураченный простак, несчастная жертва? Неужели он всегда виделся ей в таком свете? Внешний вид обманчив, это уж точно. Под конец игры он, улучив момент, шепнул ей: – Нам надо поговорить. – Не сейчас. Позже. Я найду время. Позже. В ту ночь он не мог заснуть. По ту сторону запертой двери была Евгения. Он не слышал ее храпа, вообще не слышал ни звука и несколько раз порывался войти и посмотреть, не покончила ли она с собой. Он решил, что она этого не сделает: не такова ее натура, хотя – после того, что случилось сегодня, – что он может сказать о ее натуре? Все, что было ему о ней известно, опрокинулось. А быть может, не все. Он и раньше понимал, что совсем не знает Евгении. Либо у нее не было никакой внутренней жизни, думал он, либо она так замкнулась в себе, что не подступиться. Как ужасно с ним обошлись. И с ней тоже. Почему же он не жаждет убить Эдгара? Но даже и Эдгар в этой чудовищной ситуации не вызывал у него ненависти. Он преступник поневоле; его самодовольное скотство, его наглость продиктованы обстоятельствами. Раздался стук, дверь тихо отворилась и впустила темную фигуру. Это была мисс Кромптон, все еще в дневной одежде: длинной черной шелковой юбке и серой поплиновой блузке. Войдя, она остановилась и молча ему кивнула. Вильям выбрался из постели и завернулся в халат. Он бесшумно проследовал за ней по коридору, они поднялись по ступенькам, пересекли длинную лестничную площадку, застланную веревочным ковриком, и вошли в дверь, которая оказалась дверью ее спальни. Мисс Кромптон поставила свечу на туалетный столик. Комната была узкой и напоминала глубокий ящик; здесь стоял жесткий стул с прямой спинкой и узкая кровать с чугунным изголовьем, аккуратно прикрытая белым кисейным покрывалом. В комнате был еще крошечный книжный шкаф, а книги лежали повсюду: под стулом и под туалетным столиком, все пространство под кроватью было заполнено коробками с книгами. На двери были прибиты крючки, на которых висел хорошо знакомый ему скромный гардероб. Под окном стоял небольшой комод, а на нем – стакан с ворсянкой и маковыми головками. Вот и вся обстановка. – Садитесь, пожалуйста. Вот стул, – сказала мисс Кромптон. – Надеюсь, мы с вами не походим на двух заговорщиков. – Нет, – ответил он, хотя у него появилось такое ощущение. Здесь, в ее комнате, наедине с ней ему было не по себе. – Вы хотели со мной поговорить, – заметила она, присаживаясь на краешек кровати, будто не зная, с чего начать. – Вечером вы передали мне одно слово, – сказал он. – А днем кто-то послал за мной человека, чтобы я вернулся домой, где меня не ждали. Совсем не ждали. – Вы ошибаетесь, если думаете, что за вами посылала я, – ответила она. – В каждом доме есть люди, люди-невидимки, которые в курсе всего, что там происходит; и однажды наступает время, когда дом решает, чему следует быть; череда спланированных недоразумений привела к тому, что вы все узнали. Снова наступило молчание. Они были на ее территории, в ее скромных владениях, и оба чувствовали себя очень неловко. – Но вам известно, что́ я узнал, – сказал он. – Да. Рядом с видимыми обитателями дома и невидимками живут другие люди, кого большей частью не замечают ни первые, ни вторые; они по своему усмотрению могут либо знать очень много, либо ничего. Я сама выбираю, что мне интересно, а что нет. Все, что касается вас, мне было интересно. – Меня использовали. Меня все время дурачили. – Пусть так, это уже не столь важно. Я хотела бы знать, что у вас на душе. И необходимо знать, что вы намерены предпринять. Его удивила необычайная прямолинейность ее вопросов, но он не выказал удивления. И проговорил с трудом: – Сейчас я полностью во власти одного чувства… я ощутил себя свободным. Я должен бы быть потрясен, жаждать мести… чувствовать себя униженным… временами я все это чувствую… но сильнее прочих чувство, что теперь я вправе уйти, оставить этот дом, вернуться к настоящей работе. Но этого делать нельзя. У меня пятеро детей, жена и никакого собственного дохода… хотя, конечно, я мог бы поискать место… – Вам обещали помочь снарядиться в путешествие на Амазонку… – Теперь я не могу взять у Алабастеров ни гроша. Уж вам это должно быть понятно; я склоняюсь к мысли, что вы видите все. Мне необходимо уехать – как можно скорее. И никогда больше не возвращаться. Возмездие не по мне. Я… попрошу у Эдгара денег для Эми – мне безразлично, что об этом подумают, я добьюсь, чтобы Эми получала пожизненно небольшую пенсию… и тогда уеду. И больше не вернусь. Никогда не вернусь. Едва сказав это, он ощутил сильное волнение. – Только вас мне будет не хватать. В глубине души я не испытываю никаких чувств к этим… бледным детям. – Это вам сейчас так кажется. – Нет-нет. Я вправе уехать. И уеду. Моя… наша книга принесет немного денег… остальные я заработаю. – Я продала свои сказки, – сказала Мэтти Кромптон. – Я не могу взять… ведь вы предлагаете… простите. – Я кое-что предприняла, – сдавленным голосом произнесла Мэтти Кромптон. – Ваше дело согласиться или отвергнуть. Я… я получила чек от Джорджа Смита… денег более чем достаточно, и письмо от мистера Стивенса: он предлагает обсудить покупку образцов, а также письмо от некоего капитана Папагая; через месяц его судно уходит из Ливерпуля в Рио. У него есть две свободные койки. – Вы поистине добрая фея, – сказал Вильям чуть ли не с обидой. – По мановению вашей волшебной палочки я получаю желаемое, даже не успев высказать своего желания. – Я всего лишь наблюдаю, придумываю, пишу письма и изучаю вас, – ответила Мэтти Кромптон. – Вы этого сами хотите. Вы только что сказали. – Две койки… – проговорил Вильям. – Я еду с вами, – сказала мисс Кромптон. – Вы заразили меня горячим желанием побывать в раю, и я не успокоюсь, пока не увижу Великую реку и не вдохну воздух тропиков. – Вам нельзя, – возразил Вильям. – Подумайте о лихорадке, об ужасных насекомых-кровопийцах, подумайте об однообразной и скудной пище, о грубом народе, который там живет, о пьяном разгуле… – Но вы же стремитесь туда. – Я не женщина. – Вот как. Ну а я женщина. – Женщине там не место… – Но там живут женщины. – Да, но не такие, как вы. – Откуда вы знаете меня? Она поднялась и принялась расхаживать по комнатушке, как узник по камере. Он молча наблюдал за ней. Она сказала: – Вы ведь не видели во мне женщину. Пусть и дальше будет так. Вы так и не разглядели меня. – В голосе ее появилась непривычная суровость. – Вы ничего обо мне не знаете. Не имеете представления о моем возрасте. Ведь так? Признайтесь: на ваш взгляд, мне где-то между тридцатью и пятьюдесятью? |