Онлайн книга «Лучшие новеллы»
Ее родственники, мелкие буржуа, не могли познакомить ее ни с кем из тех знаменитостей, чьи имена жужжали в ее мозгу, и, отчаявшись, она думала уже об отъезде, как вдруг на помощь ей подоспел случай. Однажды, проходя по улице Шоссе д’Антен, она остановилась у витрины магазина с японскими вещицами, расписанными столь ярко, что они веселили глаз. Она рассматривала комические фигурки из слоновой кости, высокие вазы с пламенеющей эмалью, причудливую бронзу, как вдруг внутри магазина увидела хозяина, почтительнейше показывавшего какому-то толстому, маленькому, лысому человечку с небритым подбородком большого пузатого фарфорового урода – уникальную вещицу, по его словам. И в конце каждой фразы торговца звенело, как призыв рога, имя любителя, знаменитое имя. Остальные покупатели – молодые женщины, изящные господа – взглядывали искоса и быстро, но вполне благопристойно и с видимым почтением на прославленного писателя, увлеченно рассматривавшего фарфорового урода. Они были безобразны оба, безобразны, как два родных брата. Торговец говорил: – Только вам, господин Жан Варен, я уступлю эту вещь за тысячу франков; ровно столько я сам за нее дал. Для всех прочих цена будет тысяча пятьсот; но я особенно дорожу покупателями из мира художников и писателей, и для них у меня особые цены. Они все у меня покупают, господин Варен. Вчера господин Бюснах купил большой старинный кубок. На днях я продал пару подсвечников в этом роде – не правда ли, как они хороши? – господину Александру Дюма. Знаете, если бы эту вещицу, которую вы держите в руках, увидел господин Золя, то она была бы уже продана, господин Варен! Писатель колебался в нерешительности: вещь его соблазняла, но он думал о цене; на взгляды окружающих он не обращал никакого внимания, словно был один в пустыне. Она вошла в магазин, трепеща, глядя на писателя с неприличной пристальностью и даже не спрашивая себя, красив ли он, молод ли, изящен ли. Это был Жан Варен, сам Жан Варен! После долгой борьбы и скорбной нерешительности он поставил фигуру обратно на стол. – Нет, это чересчур дорого, – сказал он. Торговец удвоил свое красноречие: – Вы говорите дорого, господин Жан Варен? Да за это не жалко две тысячи выложить, как одно су. Писатель, не отрывая взгляда от урода с эмалевыми глазами, печально возразил: – Я не говорю, что вещь не стоит этих денег, но для меня это дорого. Тут, охваченная вдруг безумной смелостью, она выступила вперед: – А сколько вы возьмете с меня за этого человечка? Торговец с удивлением ответил: – Тысячу пятьсот франков, сударыня. – Я беру его. Писатель, до этого даже не заметивший ее, вдруг обернулся. Прищурив глаза, он окинул ее с головы до ног взглядом наблюдателя, а потом в качестве знатока оценил ее во всех подробностях. Возбужденная, загоревшаяся внезапно вспыхнувшим пламенем, до тех пор дремавшим в ней, она была очаровательна. Да к тому же женщина, покупающая мимоходом вещицу за полторы тысячи франков, не первая встречная. Вдруг она ощутила порыв восхитительной совестливости и, обернувшись к нему, сказала дрожащим голосом: – Простите, сударь, я, должно быть, чересчур поспешила, вы, быть может, еще не сказали последнего слова. Он поклонился: – Я сказал его, сударыня. Но она взволнованно отвечала: – Словом, сударь, если сегодня или позже вам захочется изменить решение, то эта вещица принадлежит вам. Я только потому ее и купила, что она вам понравилась. Он улыбнулся, явно польщенный. – Откуда же вы меня знаете? – спросил он. Тогда она заговорила о своем преклонении перед ним, назвала его произведения, стала даже красноречивой. Чтобы удобнее было разговаривать, он облокотился на какой-то шкафик и, пронизывая ее острым взглядом, старался понять, что она собой представляет. Время от времени владелец магазина, обрадованный этой живой рекламой, кричал с другого конца лавки, когда входили новые покупатели: – А вот взгляните, господин Жан Варен, разве это не прелестно? И тогда все головы поднимались, и она дрожала от удовольствия, что ее видят в непринужденной беседе со знаменитостью. Наконец, совсем опьянев, она решилась на крайнюю дерзость, подобно генералу, приказывающему идти на приступ. – Сударь, – сказала она, – сделайте мне большое, очень большое удовольствие. Разрешите мне поднести вам этого урода на память о женщине, страстно вам поклоняющейся и которая виделась с вами всего десять минут. Он отказался. Она настаивала. Он противился, забавляясь и смеясь от всего сердца. Тогда она сказала упрямо: – Ну в таком случае я тотчас же отвезу его к вам. Где вы живете? Он отказался сообщить свой адрес, но она узнала его от торговца и, заплатив за покупку, бросилась к фиакру. Писатель побежал за нею вдогонку, не желая, чтобы у присутствующих создалось впечатление, что он принимает подарок от незнакомого лица. Он настиг ее, когда она садилась в экипаж, бросился за ней и почти упал на нее – так его подбросило тронувшимся фиакром: затем уселся рядом с нею, весьма раздосадованный. Сколько он ни упрашивал, ни настаивал, она оставалась непреклонной. Когда они были у его подъезда, она изложила ему свои условия. – Я согласна, – сказала она, – не оставлять у вас этой вещи, если вы сегодня будете исполнять все мои желания. Это показалось ему настолько забавным, что он согласился. Она спросила: – Что вы делаете обычно в этот час? Поколебавшись, он сказал: – Прогуливаюсь. Тогда решительным тоном она приказала: – В Лес! И они поехали. Она потребовала, чтобы он называл ей по именам всех известных, в особенности же – доступных женщин, со всеми интимными деталями их жизни, привычек, обстановки и пороков. Вечерело. – Что вы обычно делаете в это время? – спросила она. Он ответил смеясь: – Пью абсент. И она с полной серьезностью сказала: – В таком случае поедемте пить абсент. Они вошли в одно из известных кафе на Больших бульварах, где он часто бывал и где встретил нескольких собратьев по перу. Он всех их представил ей. Она была без ума от радости. И в ее голове беспрестанно раздавалось: «Наконец-то, наконец!» Время бежало: она спросила: – В этом часу вы, вероятно, обедаете? Он отвечал: – Да, сударыня. |