Книга Чечня рядом. Война глазами женщины, страница 13 – Ольга Алленова

И каждый раз, приезжая в Ханкалу, я стараюсь попасть в вагон к тете Любе.

– Давай, давай, хоть чаю выпей, – заставляет она меня.

Я только что вернулась из Ведено, голова раскалывается, и кажется, что надо мной все еще крутятся лопасти МИ-8. Через час – пресс-конференция командующего. Хочется спать, но тетя Люба отпаивает меня чаем с какими-то душистыми травами, рассказывая, что вот и клубника поспела, и черешня скоро пойдет, и лето такое хорошее, прямо как в прошлом году… И усталость как-то незаметно проходит.

Так тетя Люба действует не только на меня. Помню, как-то к ней приходил молодой солдат – снайпер, приехавший из Шатойского района в реабилитационный центр в Ханкалу. Но в центре его почти не видели. Его «реабилитационной мамой» стала тетя Люба.

– Страшно стрелять в человека, сынок? – спрашивала тетя Люба.

– Да не очень, – отвечал парень.

А перед возвращением в часть отвел в сторону и сказал:

– Спасибо, мать. Душа отошла.

А Саше Харченко из ИТАР-ТАСС тетя Люба подарила прозвище. Саша обычно передавал информацию в Москву, громко зачитывая названия населенных пунктов и знаки препинания. Однажды войдя в вагон и не увидев привычного постояльца, тетя Люба спросила:

– Ну, где этот ваш «Точка-абзац»?

После этого Сашу только так и звали.

В поезде все знают историю тети Любы. 15 лет проработала она проводником на железной дороге и маршрут Грозный – Москва знает наизусть. Жила в Грозном с дочкой. Муж-чеченец бросил семью через год после свадьбы. Тетя Люба до сих пор не знает почему:

– Наверное, потому, что я русская. В Грозном уже тогда смешанные браки осуждались.

Первая война пощадила маленькую семью, остался целым дом. Но в августе 1997 года боевики вновь зашли в город, и начались бомбежки.

– По ночам дочь просыпалась и плакала. Жаловалась, что голова болит, – вспоминает тетя Люба. – В доме однажды разбилось оконное стекло от обстрела, и я долго не могла успокоить дочку.

Через три месяца девочка, учившаяся на первом курсе профтехучилища, умерла.

– Очень болит голова, – сказала она перед смертью.

Врачи поставили диагноз: «обширное кровоизлияние в мозг».

Тетя Люба похоронила дочку и снова вышла на работу. А в 1999 году – новая война. Дом разбомбили, железную дорогу закрыли. Два месяца тетя Люба просидела в подвале, а в декабре вышла из города через открытый федералами коридор. В Ростове, в управлении СКЖД, ее временно взяли на работу и предложили обслуживать поезд в Ханкале. А через пять месяцев прислали в Ханкалу штатного сотрудника. Вот тогда тетя Люба и обратилась к генералу Трошеву, подкараулив его на территории лагеря.

– Мне жить негде, а меня отзывают, – торопливо и сбивчиво объясняла она генералу. – Я же на улице осталась.

Трошев обнадежил: «Поможем» – и велел кому-то из офицеров взять тетю Любу на заметку. Но, видимо, что-то там не получилось, и работу тете Любе не дали. И еще почти месяц обивала она пороги всевозможных начальников, один из которых все же поверил, что ей обещал помочь сам Трошев. Так тетя Люба снова оказалась в Ханкале.

Пока идет война, у нее есть крыша над головой и талоны на питание, которыми с ней делятся военные и повара. Она по-прежнему выслушивает исповеди вернувшихся с гор военных, заваривает чай и разносит его по вагону. Она – наша армейская мама.

11.07.2000. Как я искала Масхадова

– Кого военные ищут в Чечне и не могут найти, хотя каждый чеченец знает, где он находится? – задал вопрос-загадку седой чеченец в Гудермесе. И сам же ответил: – Масхадова.

То, что Масхадов со своими людьми находится попеременно в Ножай-Юртовском и Веденском районах, в Чечне ни для кого не секрет. Но высокогорные районы Чечни тем и хороши для боевиков, что позволяют надежно укрыться в ущельях, пещерах и развалинах. Это я и сказала старику-чеченцу. И услышала в ответ:

– Военные тоже знают, где он находится. Но не хотят его убивать. Потому что им нужна война. Знают же, где Хамбиев, но не трогают.

Дом Магомеда Хамбиева, масхадовского министра обороны и командующего Ножай-Юртовским фронтом, в Гудермесе покажет любой житель. Сам Хамбиев здесь по понятным причинам не живет, хотя иногда наезжает по каким-то своим делам. Чеченцы говорят, что Хамбиев постоянно живет в Беное. А в чеченском РУБОПе утверждают, что ничего об этом не знают.

– Но в Гудермесе любой скажет вам, что он в Беное, – пытаюсь разговорить непроницаемого замначальника РУБОПа по имени Салман. – Почему же его не ищете?

– Будет команда, найдем, – наконец отвечает Салман.

Мне все-таки очень хотелось узнать, есть Хамбиев в Беное или нет. А может, там же и Масхадов? И вместе со съемочной группой ТВ-6 я отправилась в Беной.

Едем с Русланом – чеченцем, который живет в Беное и гарантирует нам безопасность:

– Со мной никто не тронет, разве что федеральный снаряд.

Час на «уазике» по серпантину, и вот уже Ножай-Юртовский район. На соседних сопках – село Центорой, хорошо видны белые и темно-красные домики.

– Вон в том доме две недели назад жил Масхадов, – рассказывает Руслан. – Федералы окружили микрорайон, вертолеты пошли, но в этот дом и не стреляли. Говорят, по рации слышали: «Вижу цель». И ответ: «Не трогать!» Потом уже, когда Масхадов покинул дом и село, сюда вошел спецназ, но опять же дом Масхадова не тронули. А соседний дом, где жил один из командиров Басаева, обшмонали, но ничего не нашли.

Я вспомнила историю, рассказанную знакомым майором еще в феврале.

– Мы получили разведданные о том, что группа Масхадова находится в селении Ялхой-Мокх. Окружили село, приготовились к бою. В бинокль я даже видел людей в темной униформе, человек 30. Я смотрю на командира – чего он ждет? А он переговаривается по рации с кем-то. И говорит: «Отставить, захвата не будет». А сам не смотрит на нас. Потом говорит: «Ну, не мой приказ, мужики, сверху». Так мы и ушли ни с чем.

Останавливаемся в каком-то селе. Руслан переходит дорогу к домам, где, присев на корточки, сидят чеченцы. Спрашивает у них по-чеченски о Масхадове.

– Был дня три назад, – по-русски отвечает один из мужчин. – Проезжал тут. В Центорой, наверное…

Беной – одно из красивейших мест горной Чечни. Из мансарды дома Руслана хорошо видна дорога на Дарго и граница с Дагестаном. Солнце, уже скрывшееся за горами, еще освещает небо над перевалом, а ниже, к ущельям и подножиям гор, подбираются туман и темнота.

Со стороны села к дому подходят люди. Это местные ополченцы, прежде охранявшие Сулима Ямадаева, а сегодня – штатные военнослужащие бенойской роты. Теперь они подчиняются Минобороны России, которое выдало им автоматы, снайперские винтовки, БРДМ ^[1] и автотранспорт.