Книга Сцены страсти, страница 35 – Дина Джеймс

– Не знаю, стоит ли ей есть. – Ада стояла, уперевшись одной рукой в бок и держа тарелку в другой.

Шрив посмотрел на свиную отбивную, печеное яблоко и зеленый горошек.

– Лучше покорми ее. Я не хочу, чтобы она упала в голодный обморок на сцене.

– А вдруг ее будет тошнить. Многие ничего не едят перед выходом на сцену.

Он пожал плечами.

– У меня никогда не было таких проблем.

– У тебя! – фыркнула Ада. – Ты сделан из железа. У тебя вообще нет нервов.

– Нервы – это роскошь, Ада, мужчинам они ни к чему. – Он снова взглянул на тарелку голодным взглядом, хотя только что поел. – Отдай это ей.

Когда Ада открыла дверь в крошечную каморку, служившую гримерной, Миранда была почти в невменяемом состоянии. Ее голубые глаза остекленели, руки и ноги похолодели от страха; она цеплялась руками за край туалетного столика и не отрываясь смотрела на свое отражение в зеркале. Ее голову покрывал венок из розовых шелковых цветов, а волосы были уложены в длинные белокурые локоны. Бледно-розовая ночная сорочка из муслина с глубоким вырезом на груди была надета под бархатный халат более темного оттенка, схваченный пряжкой на талии.

Слегка улыбнувшись и поцокав языком при виде такого прекрасного воплощения отчаяния, костюмерша прошла в комнату и поставила на стол тарелку.

– Поешь, девочка моя. До начала спектакля осталось меньше часа.

Миранда тихо застонала. Она лишь взглянула на тарелку и тут же отвела взгляд.

– Не хочешь, – сочувственно заметила Ада. – Ничего страшного. Я говорила ему…

Стук прозвучал одновременно со звуком открываемой двери.

– Готова, Миранда?

Девушка подняла глаза; ее лицо исказил страх.

Шрив вошел в комнату и встал сзади, положив руки на плечи Миранды. Наклонившись, он прижался щекой к щеке девушки и улыбнулся ее отражению в зеркале.

– Прекрасно, – похвалил он. – Конечно, для роли Джульетты нам надо было покрасить твои волосы в черный цвет.

– Помолчи-ка лучше. Разве эти невежды понимают, англичанка она или итальянка? Портить такие волосы краской было бы преступлением, – заявила Ада и поправила локон на плече Миранды. – Чистое золото, говорила моя бабушка о таких волосах. И они такие пышные. Мне даже не пришлось прикалывать ей шиньон.

– Прекрасный контраст с моими, – согласился Шрив, глядя на отражение в зеркале. – Он выпрямился. – Давай, Миранда, поешь. Нельзя допустить, чтобы ты упала в обморок на сцене.

Девушка лишь слабо покачала головой.

– Глупости. – Он придвинул к столу единственный свободный стул и отрезал кусочек отбивной. – Ну давай же.

Миранда отстранилась и закрыла глаза.

– Миранда, – строго произнес он. – Открой глаза и съешь кусочек.

– Я ничего не хочу, – с трудом выдавила она из себя.

– Конечно, не хочешь. Но ты все равно должна поесть. – Он поднес свинину к самому ее носу. – Я не хочу, чтобы твой дебют был испорчен обмороком. Как потом твои биографы будут писать об этом? Так дело не пойдет. К тому же я не хочу выносить тебя со сцены в бесчувственном состоянии. Ну, открой рот.

Неохотно она открыла рот, и он положил ей туда кусочек отбивной.

– Жуй как следует. – Он отрезал кусочек и себе и, улыбаясь, с аппетитом начал есть, наглядно демонстрируя, как она должна жевать.

Отбивная показалась ей совершенно лишенной вкуса и застревала в горле. Когда она наконец подавилась, Ада быстро сунула ей в руку стакан воды.

– Может быть, нам не стоит заставлять ее?

– Ерунда. – Шрив подцепил вилкой кусок печеного яблока. – Я знаю, тебе это понравится, Миранда. Я сам съел две порции.

Миранда с ненавистью посмотрела на яблоко.

Он рассмеялся.

– Видишь, Ада, к ней уже возвращается нормальный цвет лица. Молодец. Чувства необходимы для великой трагедии. Ешь.

Через тонкие стены донеслись звуки фортепьяно. Миранда вздрогнула, будто в нее выстрелили. Стон сорвался с ее сжатых губ.

Шрив сунул ей в рот кусок яблока и встал.

– Мне пора, Ада. Оставляю ее на твое, попечение. Проследи, чтобы она съела всего понемногу. Потом проверь ее грим и выпускай на сцену.

Миранда схватила его за руку, с мольбой глядя ему в глаза. Он поцеловал ее в лоб. – Мы все надеемся на тебя.

В программе выступления «Сыновей Мельпомены» был объявлен дебют Миранды в сценах из «Ромео и Джульетты». Когда занавес раздвинулся, она предстала перед зрителями на балконе, освещенная справа и слева керосиновыми лампами. Из-за яркого освещения зал для нее оставался во мраке.

Когда под балконом раздался голос невидимого Ромео, она вздрогнула.

– «О, говори, мой светозарный ангел!» Она взглянула в темноту.

– «Ромео! Ромео, о зачем же ты Ромео!» – Вдруг она заметила белые овалы лиц, появившиеся в темноте. Публика. У нее перехватило дыхание, а ее сердце почти перестало биться. Слова застряли у нее в горле, и она не смогла продолжать.

Снизу она слышала, как ей шепчут, подсказывая текст, но шум в ушах мешал ей понять смысл слов. Казалось, что волна невнятного гула накрыла ее с головой.

Балкон зашатался под ее ногами, и она оказалась в сильных, надежных руках Шрива.

Он обнял ее за плечи.

– Я здесь. – Он повернул ее к себе. – Очнись! – Его голос не терпел возражений. Каждое слово было обращено к ней. – Скажи мне твое имя.

– Дж-Джульетта.

– Я не могу любить тебя, если ты не откажешься… – шепотом подсказал он ей.

– «Покинь отца и отрекись навеки от имени родного».

– А если… – продолжал он.

– «А не хочешь – так поклянись, что любишь ты меня, – и больше я не буду Капулетти».

Одна половина лица Шрива улыбалась, другая выражала угрозу.

– Расскажи мне об имени.

Она дошла до монолога длиной в десять строк, но сейчас самообладание уже полностью вернулось к ней. Она сделала глубокий вдох.

– «Одно ведь имя лишь твое – мне враг…»

Не отрывая взгляда от лица Шрива, за исключением тех моментов, когда он намеренно поворачивал ее лицом к залу, Миранда наконец стала Джульеттой. Внезапно ей стали ясны все события этой драмы. Они полюбили друг друга на костюмированном балу. Джульетта влюбилась в Ромео. Ей было всего четырнадцать лет, но она полюбила его. Девушка, двумя годами моложе Миранды, безрассудно влюбилась. Джульетта влюбилась в Ромео. Миранда влюбилась в Шрива.

Слова, которые она запоминала с таким трудом, вдруг стали с легкостью слетать с ее губ, в ее речи появилось чувство. Угрожающее выражение исчезло с лица Ромео; с некоторым недоумением он заулыбался.