Книга За скипетр и корону, страница 90 – Грегор Самаров

— Какое? — спросил он тоном светского человека, который желает быть любезным. — Если в моей власти его исполнить…

— Я думаю, что это в вашей власти. Я видела столько примеров вашего могущества, что получила к нему большое доверие…

— В чем же дело? — Он пристально на нее смотрел.

Она опустила глаза перед его пытливым взглядом и, сложив руки, тихим, дрожащим голосом произнесла:

— Возвратите мне Штилова!

На его лице выразилось изумление с легким оттенком смущения.

— Этого желания я, признаюсь, с вашей стороны не ожидал. Я думал, ваш каприз к нему давно прошел. Да и выполнить его превыше моих сил.

— Этому я не верю, — отвечала она, и взгляд ее сурово и пытливо остановился на графе. — Он ребенок, а вы умеете управлять людьми зрелыми и более крепкого закала.

— Но вы забываете, — начал он, — что…

— Что он в пылу мечтательного бреда бросился к ногам одного из тех скучных, сладеньких созданий, которые ищут в готском календаре, кому могут принести в дар свое сердце! — воскликнула она, вскакивая с места и метая из глаз молнии. — Нет, я этого не забыла, но потому‑то именно и хочу вернуть его себе. Я вам буду помогать во всем, — продолжала она несколько медленно, — я все силы ума и воли посвящу на служение вашим планам, но что‑то хочу получить и для себя, потому говорю вам: отдайте мне назад Штилова.

— Вы получите для себя все, чего желаете, — сказал граф и продолжал с улыбкой: — Я также вовсе не намерен стеснять вас в ваших личных удовольствиях, но на что вам этот, как вы его сами называете, ребенок? Разве вы не можете повелевать всем и всеми, благодаря вашему уму и вашей красоте?

— Но я люблю его, — тихо произнесла она.

Граф с изумлением на нее смотрел.

— Извините меня, — сказал он, усмехаясь, — этого ребенка…

— Да, и именно потому, что он ребенок! — воскликнула молодая женщина с оживлением, и в широко раскрытых глазах ее засветилась глубокая страсть. — Он так чист, так добр, так прекрасен! — прошептала она с сверкающими на ресницах слезами.

Граф бросил на нее серьезный взгляд.

— Но знаете ли вы, — сказал он, — что любовь, господствующая над вами, может лишить вас способности господствовать над другими? Она отнимет у вас возможность быть моей союзницей.

— Нет! — воскликнула она. — Нет! Она станет освежать меня и укреплять, между тем как эта неудовлетворенная жажда моего сердца делает меня печальной и отнимает всякую бодрость духа. О, дайте, дайте мне его назад! Я сознаюсь в своей слабости. Позвольте мне быть слабой только в одном этом случае, и даю вам слово во всем другом быть сильной и непреклонной!

— Если б вы мне раньше сказали то, что говорите теперь, — задумчиво произнес он, — я, может быть, мог бы… Но теперь моя власть не простирается так далеко. Я не смею здесь ей воспользоваться. Этот молодой человек не может быть вашей игрушкой, — прибавил он серьезно и решительно. — Будьте сильны и забудьте этот бред вашей фантазии!

Он спокойно и холодно встал.

— Прекратим этот разговор, — произнесла она своим обычным тоном.

Граф устремил на нее проницательный взор.

— Значит, вы находите, что я прав? — спросил он.

— Я забуду этот бред моей фантазии, — отвечала она, и ни один мускул ее лица не шевельнулся.

В прихожей снова раздался звонок.

— Это Галотти! — воскликнул граф, отворяя дверь будуара.

В комнату вошел среднего роста мужчина, полный и с округлым лицом. Его жидкие волосы вовсе не скрывали высокого, сильно развитого лба, светлые глаза смотрели зорко и пытливо, сочные губы свидетельствовали о живом, словоохотливом темпераменте.

— Дела идут отлично! — идя к нему навстречу, воскликнул граф. — Все готово для того, чтобы нанести решительный удар. Сардинская партия приведена в смущение австрийской победой, и мы теперь можем разом покончить с этим забавным правительством, которое именует себя итальянским.

— Отлично, отлично! — Вновь пришедший слегка пожал руку графу Риверо и подошел к молодой женщине, которую приветствовал с утонченной любезностью человека из хорошего общества. — Я тоже принес вам добрые известия, — продолжал он. — В палаццо Фарнезе все готово, и граф Монтебелло в своем ответе на сделанный ему дружеский вопрос дал очень ясно понять, что ни шага не сделает для того, чтобы воспрепятствовать соединению Италии, как то было предусмотрено во время Цюрихского мира.

— Я вас оставлю одних, господа, — сказала госпожа Бальцер. — Вам в зале приготовят завтрак, который будет к вашим услугам, лишь только вы окончите вашу беседу.

Граф Риверо поцеловал ей руку, синьор Галотти поклонился, и она удалилась в свою спальню.

— Король поедет в Неаполь? — спросил граф после ее ухода.

— По первому знаку, который ему подадут отсюда, — отвечал Галотти. — Его будет ожидать на берегу вооруженный отряд, составленный из солдат бывшей неаполитанской гвардии. Сардинский гарнизон повсюду очень слаб, и народ везде восстанет по первому знаку.

— А в Тоскане? — спросил граф.

— Там тоже все готово к восстанию. Большое число солдат великого герцогства ожидает только сигнала, а слабый сардинский гарнизон почти весь подкуплен.

— Так вы полагаете, что настала минута поднести фитиль к мине, которую мы так тщательно наполняли порохом? — допрашивал гостя граф.

— Без всякого сомнения, — отвечал Галотти. — Зачем нам ждать? Сардинская армия после битвы при Кустоцце вполне деморализована, и за ней зорко наблюдает эрцгерцог Альбрехт. Нам надо действовать теперь или никогда. Италия может чрез несколько недель быть освобождена от тяжелого ига, которое лежит гнетом над правдой. Все с нетерпением ожидают сигнала, который вам следует произнести.

Граф в раздумье отошел к окну.

— Все это так долго и так тщательно готовилось, — проговорил он, — но теперь, когда настала минута действовать, когда мысли предстоит воплотиться в дело, из глубины души невольно поднимается сомнение в том, хорошо ли все продумано? Но далее медлить нельзя. Нам следует ехать в Рим и Неаполь, а в Тоскану послать ожидаемый сигнал. Вот, — продолжал он, обращаясь к Галотти и вынимая из портфеля три карточки, которые внимательно прочел, — вот три адреса. На них написан текст телеграммы, а указанные на ней имена, равно, как и самое содержание ее, не могут возбудить ничьих подозрений.

Нерешительно, как бы неохотно, протянул он карточки Галотти.

Вдруг в будуар поспешно вошла госпожа Бальцер.

— Известно ли вам, граф Риверо, — живо проговорила она, — что армия в Богемии полностью разбита? Известие это как беглый огонь странствует по Вене и до меня сейчас дошло через мою камер‑юнгферу.

На лице графа изобразился ужас. Его зрачки страшно расширились, по губам пробежал нервный трепет, и он поспешно схватился за шляпу.