Книга Замок храпящей красавицы, страница 7 – Дарья Донцова

– Лавров утверждает обратное, – пробормотала я. – Он-де выше презренного металла.

– Конечно, – усмехнулась Катя, – можно подумать, Паша весь такой творческий! Не соглашается на сериалы, меня и Муркина с Ермоловой за дерьмо считает. Почему тогда в шкуру влез и тумбу-юмбу бацал? А? Из каких таких великих творческих идей? Надо же, создал образ Топтыгина на домашней вечеринке! Вилка, мы все к Верещагину за рублями пришли и не выпендриваемся. Тебе деньги нужны?

– Да, – кивнула я, – поэтому я наваяла сценарий.

– Стесняться нечего, – фыркнула Катя, – у Филиппа золотые горы, у нас талант. Круговорот денег в природе. У Пети жена болеет, я хочу машину, мне ее никто не купит, не имею богатых любовников. Вересаев любит путешествовать, Марфа брюлики скупает. У каждого своя радость, и на нее нужны монетки! Пашка же из себя бессребреника корчит. Но, поверь, если ему миллиончик, другой, третий предложить, Лавров кого хочешь убьет. Не верю я людям, которые на каждом углу о своем безразличии к всемирному эквиваленту трезвонят.

Во мне внезапно проснулось детское желание спорить.

– Встречаются и такие.

Катерина смерила меня взглядом.

– Ага. Только они живут в монастырях, склепах, пещерах или сидят в лесу, в скитах, а не шляются по вечеринкам. Лавров у нас очень творческий, последняя его роль – старик, который умирает от голода. Жутчайшая кинуха! Ее снял Олег Бурков, он из психушек не вылазит, светлых красок не видит. Пашка в двух эпизодах занят, сначала его со спины показывают, он стоит у окна. Затем анфас, но с закрытыми глазами, дедушка спит. Крутая, мощная роль. Фильмец получил премию на фестивале в городе Кирдыкс. Слышала о таком населенном пункте?

– Нет, – ответила я, – прости, я не фанат кино, далека от этого мира, впрочем, я и литературных наград не вспомню.

Катя засмеялась.

– Не смущайся, сейчас кинофестивалей как тараканов развелось. На мой-то взгляд, лучше вообще ничего не получать, чем заявлять: «Я лауреат конкурса в городе Кирдыкс». Круто звучит! В Канны его не позвали, никому он там не нужен, зато в Кирдыксе пригодился. Первый парень на помойке. Слышала пословицу: у кого чего болит, тот о том и…

Я как раз успела засунуть в рот очередной пирожок, поэтому просто кивнула.

Франк поправила волосы.

– Паша постоянно твердит, до какой степени ему не нужны деньги, из чего я делаю вывод: Лавров мечтает огрести все золото мира. Вот мы с Ленкой Минской честно признаемся, не стесняемся: «Хотим машину, квартиру, брюлики и прочее».

Я спросила:

– Кто такая Минская? Павел о ней вскользь упоминал.

Катя искренне удивилась.

– Ленка? Моя подружка, мы на одном курсе учились. Ей, правда, пока не везет, но все впереди. Она весь вечер в ложе сидела, ну, там, над сценой, изображала Ришу. Ты чего, ее не видела? Минская же на последних репетициях с нами была.

– Она на сцену не спускалась, – улыбнулась я, – находилась наверху, Борис ей снизу кричал, какие позы принимать. Я с ней не знакома. Здорово она, однако, на Ришу похожа, даже без грима.

– Ага, – согласилась Катя. – Но, увы, Ленка не Ирина, все пытается пробиться, и мимо.

– И где она сейчас? – спросила я. – Ее, похоже, на банкете нет.

Катя завертела головой в разные стороны.

– Не вижу Лену, ну да и понятно: ее небось не пригласили, слишком на царскую дочь смахивает. Ты испачкала платье, на груди пятно.

Я скосила глаза и расстроилась.

– Черт! Уронила, наверно, каплю варенья из пирожка!

– Пойди в туалет и замой, – деловито посоветовала Катя. – Высохнет быстро, следа не останется. Ступай в наш театральный сортир, в общей дамской комнате прорва бабья. О! Стой! Не уходи.

Я удивилась:

– Почему?

– Смотри, – по-детски радостно воскликнула Катя. – Вау! Привезли мясо с фейерверком. Ростбиф-шоу! Обожаю! Супер! Ты его когда-нибудь видела?

– Нет, – ответила я.

Франк схватила меня за руку и потащила в центр зала, где установили огромную жаровню с тушей барана. Два обнаженных по пояс парня вращали вертел под музыку. Еще пара мужчин в белых, обтягивающих их накачанные тела комбинезонах принялась жонглировать ножами. Гости зааплодировали, я, разинув рот, наблюдала за представлением. Люди с клинками ловко нарезали мясо, ухитряясь отхватывать идеально ровные, тонкие куски, швыряли их на тарелки, которые протягивала прехорошенькая девушка в шароварах и прозрачном топике, одновременно подбрасывали в воздух ножи, затевали между собой драку, садились на шпагат, делали стойку-мостик. Помощница успевала ловить очередную порцию мяса и подавать ее гостям. Действо длилось долго, оторваться было невозможно, оно завораживало. Под самый конец из головы почти съеденного барашка забил фейерверк, я встряхнулась, вспомнила про испачканное платье, решила замыть пятно и бочком-бочком двинулась к деревянной панели, на которой висела табличка: «Только для сотрудников». Дверь была из цельного массива дуба, поэтому сразу открыть ее у меня не получилось. Пару минут я пыталась справиться со створкой, в конце концов та неожиданно отворилась сама.

– Тяжеловата для вас будет, – вежливо сказал охранник, открывший дверь изнутри.

– Надо фитнесом заниматься, мышцы накачивать, – улыбнулась я, очутившись в небольшом холле, и добавила: – Спасибо, Роман.

– Не за что, – профессионально вежливо отозвался парень, – пружина очень тугая, ее не всякий мужчина оттянет. Павел Лавров минут за двадцать до вас заходил, так он не справился. Извините, Виола Ленинидовна, вы платье испачкали.

– Знаю, – кивнула я, – хочу замыть.

Муркин был прав: Павел мне наврал, он спешил не к прессе, а в уборную. Может, и Катя не ошиблась, говоря, что артист наркоман?

Роман прищурился.

– Пятно красное, может от воды не отойти. Попросите у Фаины гель. Я в прошлую смену на белую рубашку кофе пролил, думал, жена изругается, а Фая дала мне маленькую бутылочку – одной капли хватило, ничегошеньки от пятна не осталось.

– Большое спасибо за совет, – обрадовалась я и поспешила по коридору, в вотчину Фаины.

Вообще-то должность ее называется красиво: директор театрально-концертного комплекса «Верещагин эстейт». Но по сути Фая местная экономка, кастелянша, завхоз, медсестра, буфетчица и все остальное. Если у кого из занятых в спектакле актеров что-то случается, он идет в узкую длинную комнату и просит директора:

– Дай мне нитки, иголки, сахар, чай, одеколон, новые колготки, бутерброд с селедкой, живую черепашку, веник из крокодильих хвостов, яйца птицы Ру… – и так далее.

Выслушав просьбу, Фаина исчезает среди бесконечных рядов стеллажей, через небольшой промежуток времени возвращается и приносит именно то, что надо. Мне кажется, что она родня старика Хоттабыча, иначе откуда все берет?