Книга Открытие себя, страница 82 – Владимир Савченко

– И в будущем нам следует руководствоваться этим эмпирическим способом – и в работе, и в жизни. Перво-наперво будем работать вместе. Самое страшное в нашем деле – это одиночество. Вот оно к чему привело… Будем собирать вокруг работы умных, честных, сильных и знающих людей. Для любого занятия: исследовать, организовывать работы. Чтобы ни на одном этапе рука подлеца, дурня или пошляка не коснулась нашего открытия. Чтобы было кого поднимать по тревоге! И Азарова привлечем, и Вано Александровича Андросиашвили – есть у меня такой на примете. И Валерку Иванова испробуем… И если укрепить таким способом работу – все будет «То»: способ дублирования людей, дублирование с исправлениями, информационные преобразования обычных людей…

– Но все-таки это не инженерное решение, стопроцентной гарантии здесь нет, – упрямо сказал Кравец. – Можно, конечно, попытаться… Ты думаешь, Азаров придет?

– Придет, куда он денется! Да, это не инженерное решение, организационное. И оно не простое, в нем нет столь желанной для нас логической однозначности. Но другого не дано… Соберем вокруг работы талантливых исследователей, конструкторов, врачей, художников, скульпторов, психологов, музыкантов, писателей, просто бывалых людей – ведь все они знают о жизни и о человеке что-то свое. Начнем внедрять открытие в жизнь с малого, с самого нужного: с излечения болезней и уродств, исправления внешности и психики… А там, глядишь, постепенно подберем информацию для универсальной программы для «машины-матки», чтобы ввести в мозг и тело человека все лучшее, что накоплено человечеством.

– УПСЧ, – произнес Виктор. – Универсальная Программа Совершенствования Человека. Звучит! Ну-ну…

– Надо пытаться, – упрямо сказал Адам. – Да, стопроцентной гарантии нет, не все в наших силах. Может, не все и получится. Но если не пытаться, не стремиться к этому, тогда уж точно ничего не получится! И знаете, мне кажется, что здесь не так уж много работы. Важно в одном-двух поколениях сдвинуть процесс развития человека в нужную сторону, а дальше дело пойдет и без машин.

«Все войдет, – вспомнилась аспиранту последняя запись из дневника, – дерзость талантливых идей и детское удивление перед сложным великолепием мира, рев штормового океана и умная краса приборов, великое отчаяние любви и эстетика половой жизни, ярость подвижничества и упоение интересной работой, синее небо и запах нагретых трав, мудрость старости и уверенная зрелость… и даже память о бедах и ошибках, чтобы не повторились они! Все войдет: знание мира, понимание друг друга, миролюбие и упорство, мечтательность и подмечающий несовершенства скептицизм, великие замыслы и умение достигать их. В сущности, для хорошей жизни больше сделано – меньше осталось!

Пусть люди будут такими, какими хотят. Пусть только хотят!»

Желтым накалом светило солнце. Шуршали и урчали, проскакивая мимо, машины. Брели сквозь зной прохожие. Милиционер дирижировал перекрестком.

Они шагали, впечатывая каблуки в асфальт. Три инженера шли на работу.

Через сорок лет вернуться к вещи, которую считал своей неудачей, и найти для нее новое решение само по себе, наверно, фантастика. Повесть написана в 1961 году, долго нигде не брали, возвращали с ругательными отзывами. Наконец опубликовал в переводе на украинский в киевском журнале «Наука та життя», на украинском же и издал в «Молоди» позорным по тем временам для фантастики тиражом 30 тысяч экземпляров. И стояла, как сирота, эта книжица на полке – единственная непереиздававшаяся, ни на какой язык не переведенная.

Насколько я махнул на нее рукой, видно из того, что перенес отсюда в роман «За перевалом» эпизод с перехватом; так раскурочивают негодные для работы устройства. И рукопись утратил. Обычно я сжигаю рукописи после издания на русском, когда есть из чего сделать расклейку; а с этой не стал и дожидаться. Настолько мне внушили, что вещь никуда не годится.

В 2000-м перечитал: да нет, какого черта, – идейка-то хороша. И до сих пор не эксплуатируется. Да и исполнение не хуже, чем нынче пишут. И – взялся переводить обратно на родной язык. Вчитался – ожили персонажи, завели проблемы – со второй половины стал писать заново. Затем и первой досталось.

Теперь судите: удача или неудача.

Что же до даты звездного старта – и не первого! – в 2048 году, то это писалось ведь на стыке 50-х и 60-х годов минувшего уже века, когда все человечество было удивлено и обрадовано, что космическая эра началась. И я, фантаст, тоже: писал о таком, но не думал, что это будет при мне.

Сейчас ситуация fifty-fifty: или окончательное ожлобление-вырождение, переход – сначала интеллектуально и духовно – на четвереньки (затем, понятно, и физически); или новый взлет, при котором до звезд и, само собой, до звездолетов будет рукой подать.

Рустам Синг дежурил в диспетчерском пункте грузовой трассы Земля – Космосстрой – Венера – Меркурий последний час.

Ночная Земля мерцала скоплениями огней в городах и на дорогах Африканского континента. Красновато-желтый рассвет подсвечивал лишь край Атлантического океана. А здесь, на стационарной орбите, в черном небе еще владычествовало косматое от протуберанцев солнце. Оно нанизывало, будто стеклянные горошинки, на свои лучи маневровые ракеты, которые сновали между шаровыми и дисковыми ангарами Космосстроя.

На востоке от диспетчерского пункта лучи обрывал конус ночи. Там по искусственному Млечному Пути тянулась вереница огней.

Работа несложная: следить на экранах и световых табло за движением автоматических ракет, принимать рапорты контрольных автоматов с трасс, скучать, ожидая, пока случится что-то непредвиденное, когда понадобится человеческая инициатива (за все дежурства Рустама такого не было ни разу), да еще то и дело препираться с теми, кто отправляет и получает грузы, – ибо их никогда не устраивает оптимальный расчетный режим перевозок. Рустам усмехнулся: стоило бы слово «оптимальный» заменить иным – оптимум, который никого не устраивает.

Тихо прогудел зуммер возле телеэкрана «Земля». Ну вот, пожалуйста!

Рустам недовольно подошел к пульту.

– Диспетчер Синг!

– Конструктор Ферров, Антарктида, Институт вакуумных материалов, – отрекомендовался лысый мужчина с роскошной рыжей бородой. Было видно, что он крайне возмущен. – П-п-почему до сих пор не отправлены на венерианскую станцию мои аппараты лучевой сварки?

– Ваши аппараты… – Рустам скользнул глазами по таблице очередности грузов. – Ваши аппараты пойдут послезавтра малой скоростью.

– П-послезавтра! Малой! Я же телеграфировал на Венеру, что отправлю их сегодня и средней! Вот! – Бородач помахал какой-то бумажкой.