Онлайн книга «Расколотый разум»
|
Некоторых удалось спасти, но большинство – скользкие маленькие трупики, которых только и остается, что спустить в унитаз. Его восторг не угасает, он смотрит в восхищении на последний золотой хвостик, ускользающий в слив. Даже когда сестра обнаруживает пропажу, он не раскаивается. Нет. Совсем нет. Он горд собой. Палач, казнивший с дюжину жертв в, казалось бы, тихий вечер вторника. Этот-мужчина-которого-они-называют-моим-сыном усаживается в синее кресло у окна в гостиной. Он ослабляет галстук, вытягивает ноги, в общем, ведет себя как дома. – Магдалена говорит, что ты в порядке, – говорит он. – В полном. Именно в таком, в каком только может быть человек с моим диагнозом. – Расскажи мне об этом. – О чем, – спрашиваю я. – О том, что ты точно знаешь, что с тобой происходит. – Все об этом спрашивают. Их ошеломляет моя осведомленность, моя… – Беспристрастность. – Да. – Ты всегда такой была. – Он криво усмехается, но его улыбка не лишена привлекательности. – Когда я сломал руку, тебя больше интересовала плотность моих костей, а не то, что меня надо отвезти в больницу. – Я помню, что кто-то сломал руку, – говорю я. – Марк. Это был Марк. Он упал с клена перед домом Дженкисов. – Я – Марк. – Ты? Марк? – Да. Твой сын. – У меня есть сын? – Да. Марк. Я. – У меня есть сын! Ты лишил меня дара речи. Меня переполняет счастье. Какая радость! – Мам, пожалуйста, не надо… – Но я ошеломлена. Все эти годы! У меня был сын, а я и не знала. Мужчина стоит на коленях, обнимая меня. – Мама, все хорошо. Я рядом. Я прижимаю его к себе. Прекрасный молодой человек и, что самое невероятное, рожденный мной. Что-то не так в его лице, в красоте его таится какой-то изъян. Но это заставляет меня любить его еще сильнее. – Мам, – говорит он какое-то время спустя. Его руки отпускают меня, он отходит. Я тут же начинаю скучать по его теплу, но заставляю себя успокоиться и сесть обратно в кресло. – Мам, мне нужно сказать тебе кое-что важное. О Фионе. – Теперь он стоит. Его лицо снова в тени, и взгляд такой же напряженный, как и когда он только вошел. Мне знаком этот взгляд. – А что с ней? – спрашиваю я самым недобродушным из тонов. – Мам, я знаю, ты не хочешь об этом слышать, но она опять сбежала. Ты знаешь, как это бывает. Знаю, но не отвечаю. Мне никогда не нравились подобные беседы. – На этот раз все плохо. На самом деле она не будет говорить со мной. Обычно ты ее успокаивала. Иногда папа. Но слушала она тебя. Как думаешь, ты сможешь с ней поговорить? – Замолкает. – Ты понимаешь, что я говорю? – Где ты был, ублюдок? – спрашиваю я. – Что? – После всех этих лет ты приходишь сюда и заявляешь такое? – Тсс, мам. Все хорошо. Я рядом. Я никогда не уходил. – Что ты имеешь в виду? Я была одна. Совсем одна в этом доме. Ужинала одна, ложилась спать одна. Как же мне было одиноко. – Это неправда, мам. До последнего года папа был рядом. Да и Магдалена. – Кто? – Магдалена. Твоя подруга. Женщина, что живет с тобой. – А, эта. Она мне не подруга. Ей платят. Я ей плачу. – Это не означает, что она тебе не друг. – Именно это и означает. – Вдруг я свирепею. Я в бешенстве. – Ты ублюдок! Ты бросил меня! Мужчина медленно встает. – Магдалена! – зовет он. – Ты слышишь меня? Ублюдок! – Слышал, мама. – Он осматривается, ища что-то. – Мое пальто. Ты его не видела? Женщина вбегает в комнату. Блондинка. В теле. – Вам лучше уйти. Быстрее. Вот ваше пальто. Да. Спасибо, что зашли. – Что ж, я не буду притворяться, что это было забавно, – говорит мужчина и уходит. – Убирайся! Блондинка поднимает руку. Она медленно идет ко мне. – Нет, Дженнифер. Положи на место. Положи, пожалуйста. Ну разве тебе на самом деле нужно было это делать? Что-то случилось. Какая-то катастрофа. Телефон лежит в прихожей в куче осколков. Холодный ветер обдувает меня, занавески развеваются. Снаружи хлопает дверца автомобиля, двигатель ревет. Я чувствую себя живой, отмщенной и готовой на все. Столько всего еще нужно сделать. О да, гораздо больше. * * * Из блокнота: Хороший день. Отличный день, мысли мои почти совсем ясные. Я проверила себя по тесту Mini-cog. Не уверена в годе, месяце и дне, но все отлично со временем года. Не уверена в своем возрасте, но женщину в зеркале я узнаю. В волосах еще есть рыжина, темно-карие глаза не померкли, морщины вокруг глаз и на лбу указывают если не на то, что я много смеюсь, то на то, что чувство юмора у меня точно есть. Я знаю свое имя: Дженнифер Уайт. Знаю адрес: Шеффилд, 2153. Весна наступила. Запах тепла, влажной земли, обещания обновления, все пробуждается от спячки. Я открыла окно и помахала соседу на другой стороне улицы, он уже выбивает матрасы, готовясь к ангельскому пению, ярко-алым цветам и сонмам синих бабочек, за которыми не видно кустов. Вошла на кухню и вспомнила, как готовить крепкий черный кофе, мой любимый: засыпать зерна в кофемолку, вдохнуть насыщенный аромат, пока ножи разрубают твердую скорлупу, отсчитать ложки пахучей темно-коричневой пыли и засыпать их в кофейник, налить туда холодную воду. А потом заглядывает Фиона. Моя девочка радует меня. Короткая мальчишеская стрижка, а плечо обвито красно-синей гремучей змеей. Обычно она прячет татуировку, и лишь немногие в ее нынешней жизни знают о бурных деньках ее юности. Она пришла забрать мои финансовые выписки, что-то там подсчитать, я в этом не разбираюсь. Не важно. У меня есть свой финансовый гений. Моя золотая антилопа. Закончила школу в шестнадцать, колледж – в двадцать и сейчас, в двадцать четыре, – самая молодая женщина-профессор в Школе бизнеса университета Чикаго. Ее специальность – международные валютные отношения; ей привычны звонки из Вашингтона, Лондона и Франкфурта. После смерти Джеймса я была уверена в своем выборе – назначила ее своим финансовым представителем. Ей я доверяю. Моя Фиона. Она кладет передо мной документы, один за другим, а я подписываю, не читая. Спрашиваю, нужно ли мне на что-то обратить внимание, она отвечает, что нет. Сегодня, однако же, все было иначе. Она не привезла документы, просто села за стол рядом со мной и взяла меня за руку. Моя замечательная девочка. * * * В группе поддержки мы сегодня обсуждаем ненавистные вещи. Наш лидер говорит, что ненависть – очень мощная эмоция. Спросите у больной с деменцией, кого она любит, – она не скажет. Спросите, кого ненавидит, – и воспоминания потекут рекой. |