Онлайн книга «Потому что люблю тебя»
|
– Да ладно! Уж ноги-то показать – что такого? – Может, у Джулии они кривые. Ася, ты постарайся не расстраиваться из-за этого, ладно? – А целоваться? Целоваться тебе нравится? Вы же там прямо взасос, крупным планом! – Ну, иногда нравится. Ася, я же живой человек. Но это ничего не значит, честное пионерское! Если ты начнешь все мои киношные поцелуи отслеживать, это не жизнь будет. Так что – привыкай. Такая уж работа. – Легко сказать – привыкай… Ася до боли прикусила губу – опять прошлое достало ее своим ледяным щупальцем! Это всегда было как короткий, но очень болезненный припадок отчаяния и ревности. Когда ж это кончится! – Эй, ты что? – Если ты, – всхлипнула Ася, – снова разобьешь мне сердце, я умру… – Ах ты, господи! Девочка моя… Я тоже умру. Вместе и похоронят! Представляешь – мы лежим с тобой в маленьком гробике, ты костями прижалась ко мне… Помнишь, как я тебя в детстве доводил этим стишком? – Еще как помню! – Асенька, у меня, конечно, много чего в жизни было, но теперь все по-другому. Я не буду зарекаться, но, понимаешь, какая странная вещь: если тебе плохо или даже просто грустно, мне тоже плохо. Я переживаю, все из рук валится. А когда тебе хорошо, я счастлив, и жизнь прекрасна. Как-то так. – Правда?! – Правда, одна только правда, и ничего, кроме правды. – Ну, тогда ладно! – Ася повеселела, звонко чмокнула Алымова в живот и пробежалась острыми коготками по коже. – Когда печаль одолевает, потрогай пузико ежа. Он будет хрюкать и смеяться, и ты поймешь, что счастье есть! – Щекотно же, ты что! – завопил он, отбиваясь от ее быстрых рук. – Аська, перестань! – Во-от, ты сам ревнивый, раз щекотки боишься! – Ревнивый ужасно! Я даже подумать боюсь, что ты… не дай бог… – И не думай. С тобой никто не сравнится. – Никто не сравнится с Дэвидом! Даже сам Дэвид! [8] – Ой, телефон! Я возьму! Ася вернулась с таким испуганным лицом, что Алымов взволновался: – Что?! Что случилось? Дед?! Ася растерянно произнесла: – Представляешь, Синицкий умер… – Саша? – Вчера. Инфаркт. Таня просит нас приехать. – Как же так? Мы с ним… когда? Неделю назад общались! Он не жаловался на сердце… Таня открыла им сама – бледная, маленькая, словно сразу уменьшившаяся в размерах. Она сразу увела Алымова на кухню – поговорить, попросив Асю присмотреть за детьми. Присматривать, собственно, следовало за трехмесячной Олечкой, около которой пока сидел мрачный «Сан Саныч» – сын Синицкого, которого тоже звали Александром. Ася видела его всего пару раз: мальчик был очень похож на отца – худой, носатый, нескладный. Серьги в ушах, пирсинг на левой брови, тату на шее – Ася только вздохнула. – Как ты? – Нормально, – буркнул Саныч. – Мать жалко. – Ты ведь еще учишься, да? А потом что думаешь делать? – Не знаю. Надо работу искать. Что-нибудь по компьютерам, наверно. – Разбираешься? – Ну да. А вообще я пишу. – Стихи? Или фэнтези? – Ну, и стихи тоже. – Александр слегка покраснел. – Разное пишу. Одно такое странное получилось, непонятно что. Может, сценарий? – Отцу давал почитать? – Нет. У нас с ним… плохо получалось… общаться. – Да, Саша был сложным человеком. Знаешь, он очень переживал из-за тебя. Раскаивался, что так все сложилось. Любил тебя. – Мы с ним… три года. Целых три года вместе прожили, а ни разу толком не поговорили! Вот как с вами. А я… На самом деле я так гордился им! Все его постановки видел! Даже когда мы одни с мамой жили, без него… Я всегда! А теперь вот… И уже все… никогда больше… – Да, горе. – Ася осторожно обняла Саню, он сначала отворачивался, но потом заплакал ей в плечо. – Хочешь, Сережа почитает твой сценарий? Он поймет, стоящее или нет. – Правда?! Ему же, наверно, некогда… – Ничего, найдет время. А Сережа в это время с тревогой смотрел на Таню, которая наливала себе уже вторую стопку коньяка. – Хочешь? А, ты ж не пьешь, я забыла. Не бойся, не сопьюсь. На меня и не действует почти. Как хорошо, что ты приехал! Больше мне и рассказать-то некому. Только мы с тобой знали всю правду. Мы с тобой и он сам. Эта правда его и убила. – Тань, что случилось? Таня встала, поплотнее прикрыла дверь: – Не хочу, чтобы Санька услышал. Понимаешь, я же знала с самого начала. И все равно любила его. Мы были хорошими друзьями. Саша всегда приходил ко мне, когда ему становилось плохо, всегда возвращался – от всех своих жен, от всех своих баб. Он же постоянно самоутверждался – доказывал, что настоящий мужик. Но любил одного тебя. Всю жизнь. Сереж, умоляю, ты только не думай, что хоть в чем-нибудь виноват. Ты сделал все, что мог, правда. Все, что было в твоих силах. Я же догадывалась – это только ради роли Иванова, ради спектакля, правда? – Нет, не только. Я уважал Сашу и… жалел. Он был очень талантлив. И… если бы не… Мы могли стать настоящими друзьями. Таня глубоко вздохнула: – Вот именно. Если бы не его чувство. Он, конечно, не чистый гей. Мог и с женщинами, но тянуло его к мужчинам. Или это я ему настройки сбила в юности, не знаю. Это сейчас я обабилась, после вторых родов, а всегда была маленькая, худенькая, плоская – ни груди, ничего. Мальчик и мальчик. Понимаешь? Поэтому у него хорошо получалось только со мной. Волосы, правда, длинные были, когда мы познакомились. Это потом я так коротко стричься начала. Для Саши. – Господи, Таня… Ты просто святая. – А ты? Думаешь, не понимаю, как тебе это давалось? Ни одной фальшивой ноты! Никогда! Саша был так счастлив все это время. Пусть редко, но вы виделись, разговаривали – он просто сиял от радости каждый раз. А ведь я боялась, что у него нервный срыв будет, когда вы встретились. А ты смог так построить ваши отношения, что никто не пострадал. Я так тебе благодарна за Сашу! – Тань, ты меня к чему подводишь? А то как-то… страшно. – Вот к чему. Таня протянула Алымову телефон с фотографией на экранчике. Сергей нахмурился: сначала ему показалось, что это он сам, только совсем юный. – Кто это?! – Похож, да? Начинающий актер. Не то француз, не то поляк, забыла. Саша встретил его в Берлине. На какой-то конкурс ездил… или на фестиваль? В жюри пригласили. На прощальном фуршете познакомился вот с ним. Мальчик там в роли официанта подрабатывал. И Саша сорвался. Всего-то два дня и две ночи. А вся жизнь псу под хвост. При-ехал – я его не узнала. В буквальном смысле. Совершенно черный. Прошел на кухню и сразу стакан водки – хлоп. Пил, плакал и рассказывал. Хорошо, Санька в этот день очень поздно пришел, без него все. Я пыталась как-то… утешать, что ли. Напрасно. Напился до полного беспамятства, еле до постели довела. Сначала все проверяла, как он. Но так устала с малышкой – я до этого ночь почти не спала. И отрубилась. А утром смотрю: он уже не дышит. |