Книга Как ты смеешь, страница 28 – Меган Эббот

– Тренер, она собиралась звонить сержанту, – выпаливаю я. – Говорит, что звонила ему несколько раз.

Пауза, а потом ее голос вонзается мне в ухо, как игла:

– Вези эту сучку сюда немедленно.

Машина летит над землей, свет фонарей сливается в сплошное световое пятно. В голове гремит голос Колетт: «Зачем ты туда пошла, Эдди? Что она сказала? Прайн ее обидел? Он не мальчик из школьной футбольной команды, о нет. Знаешь, какое у него прозвище? Живодер. Эдди, я думала, ты умнее».

Я взбираюсь на крыльцо, придерживая Бет, которая еле стоит на ногах; ее голые ступни царапает цемент.

Колетт просила не стучать, и я отправляю сообщение. Через пару секунд она появляется на пороге в огромной, не по размеру, футболке с надписью: «Аурит: финансовые услуги». Логотип финансовой компании похож на извилистую тропинку, ведущую в небо.

Она смотрит на Бет так холодно, что я моментально трезвею и выпрямляю спину. Мне даже хочется расчесаться.

– Господи, Хэнлон, – говорит она. Значит, теперь я снова Хэнлон. – От тебя я такого не ожидала.

Я даже не притворяюсь, что мне не обидно.

Переговариваясь громким шепотом и пихая друг друга локтями, мы перетаскиваем Бет в подвал.

Тренер накрывает ее плюшевым покрывалом, Бет лежит, прядь волос упала на лицо. И тут мы слышим, как по ступеням спускается Мэтт Френч.

Все очень, очень плохо.

У него усталый вид, он трет раскрасневшееся лицо, брови нахмурены.

– Колетт, – говорит он, окидывая взглядом представшую перед ним картину, – что происходит?

Та даже бровью не ведет.

– Теперь ты видишь, что мне приходится терпеть всю неделю, – отвечает она раздраженно, будто это он ей досаждает. Отличная уловка. – А теперь и в субботний вечер. Ох уж эти девчонки. На уме только вино из трехлитрового пакета, да пьянки-гулянки.

Они поворачиваются и смотрят на меня. Я не знаю, что и ответить. Я никогда не пила вино из пакета.

– Колетт, – говорит он, – поднимись на минутку. Нужно поговорить.

Они выходят в соседнюю комнату, и я слышу, что Мэтт повышает голос. Так, что мне удается различить несколько отдельных слов: «ответственность» и «что если…?», и «совсем еще девчонки».

– А мне-то что делать? Их родителям совершенно все равно, – отвечает она, и мне странно такое слышать.

Проходит несколько минут и они вместе спускаются вниз.

– Мэтт, иди спать, – говорит она, пытаясь изобразить печальную улыбку и похлопывая его по спине. – На тебе лица нет. Я обо всем позабочусь.

Мэтт Френч смотрит на Бет, лежащую на диване и укрытую пледом, и отводит глаза.

На какую-то секунду наши взгляды встречаются. Глаза Мэтта красны от усталости, лицо заспанное и встревоженное.

– Спокойной ночи, Эдди, – говорит он. Никогда бы не подумала, что он знает, как меня зовут.

Он пригибается, ныряет в низкий проем и поднимается по застланным ковролином ступеням.

Спокойной ночи, Мэтт Френч.

Тренерша тащит меня в ванную, усаживает на край и забрасывает вопросами. Свет розовых ламп слепит глаза.

– Не знаю, что случилось, – говорю я, но слова Бет так и крутятся в голове: «…схватил за волосы, потянул вниз и все повторял: «Ну давай же, чирлидерша. Постарайся».

Тренер просит меня повторить все это пять, а то и десять раз. По крайней мере, так мне кажется. Перед глазами кружится. Я пытаюсь опереться о душевую занавеску и начинаю сползать, но она рывком поднимает меня и заставляет выпить залпом четыре стакана воды.

– А как ты сама думаешь, что на самом деле случилось?

– Не знаю, – отвечаю я. – Ты видела ее ноги? Красные отметины?

Я опускаю ладонь на колено и тут же вспоминаю темно-фиолетовый синяк, который был у меня на том же самом месте, что и у Бет – от большого пальца Минди, впившегося в кожу, когда она поднимала меня в стойку на бедре ^[34].

И лимонные трусики, аккуратно сложенные в сумочке.

Но тренер не слушает. Она даже не смотрит на меня.

Она держит в руке телефон Бет. Ума не приложу, как он у нее оказался.

Она просматривает историю. Исходящие звонки и сообщения «Сержанту Уиллу» – шесть, семь, восемь подряд.

Внезапно ее лицо искажается.

«Приезжайте, сержант, мы заждались». И фотка, отправленная следом: черно-белый, как у Бет, лифчик под зебру, призывно выставленные буфера.

Колетт швыряет телефон в стену, тот отскакивает и шлепается прямо в унитаз.

Что тут такого? Это же ничего не значит.

Одному дьяволу известно, сколько цифровой порнухи хранится у Бет в телефоне; сколько электронной грязи скопилось в закоулках его памяти.

В голове пьяный туман, и я могу думать лишь об одном: «Колетт, ты у нее на прицеле. Справедливо это или нет, она держит тебя на мушке. Пожалуйста, начни уже соображать. Быстрее».

Позже я поднимаюсь с дивана в гостиной и крадусь в подвал. Бет лежит, зажав между колен сбившееся одеяло; свернувшись клубком, как змея.

– Бет, – шепотом спрашиваю я, поправляя одеяло. – Это правда? Прайн на тебя напал? Он заставил тебя?

Ее глаза закрыты, но я чувствую, что она знает, что я рядом. Мне как будто удалось проникнуть в ее сновидения, и во сне она мне отвечает.

– Я заставила его заставить, – бормочет она. – И он это сделал. Можешь поверить?

Заставила его заставить. Ох, Бет, что это вообще значит? Представляю, как она его околдовывала. Провоцировала.

– Заставила его заставить тебя сделать что?

– Да какая разница, – отвечает она. – Оно того стоило.

– Бет, – говорю я, – стоило чего?

– Она должна понять, что она с нами делает, – отвечает Бет. – Я заставлю ее понять.

Так умеет говорить только Бет. Это ее серьезный тон, тон, каким она рассказывает страшилки у костра, металлический капитанский тон. Так она говорит, когда хочет вытрясти из меня всю душу, и ей это удается.

– Она даже не знала, что мы были на той вечеринке, – возражаю я.

– Она считает, что может вести себя, как шлюха, и делать, что ей вздумается. А мы всего лишь девчонки и просто оказались там, где с нами могло случиться все, что угодно.

– Но мы сами захотели пойти, – в моем голосе тоже появляются металлические нотки, – и пошли.

– Из-за нее, – отвечает она, поднимая руку и сжимая свое горло. Рука дрожит. – Мы пошли из-за нее.