Онлайн книга «Дар шаха»
|
Екатерина уверенно командовала: – Дайте ему капельницу нитроглицерина! Останавливается сердце! Адреналин! Я подумал: «Сейчас будет: мерцание желудочков», и ее голос тут же ответил эхом: – Мерцание желудочков! Теперь я даже с некоторым любопытством ждал, что она предпримет дальше. – Один миллиграмм адреналина, быстро! Она разыгрывала реанимацию как по учебнику. Паркер ввел адреналин внутривенно, вызвал дефибриллятор. Екатерина взяла электроды: – Отойдите, доктор Воронин, даем шок! Двести джоулей. Наложила электроды на грудную клетку. Линия на кардиомониторе стала прямой. Ну же, Марк, давай поднатужься! Снаружи тебя ждет жена-старушка. Мы стояли и с замиранием смотрели на экран. Наконец появился синусовый ритм: сердце билось нормально. Паркер пришел в себя и проверил у пациента пульс. Тело было спасено, осталось убедиться, что и мозг пережил случившееся. Я быстро заварил сосуды, рану зашили, наложили повязку. Паркер разбудил больного. – Марк, как вы себя чувствуете? – Вот теперь я убедился, что голос Екатерины способен звучать ангельски нежно. – Ммм. – Он поморгал, сморщился. – В груди очень болит. Все с облегчением заулыбались и принялись наперебой поздравлять его. Я кивнул Екатерине: – Доктор Соболева, давайте вместе все объясним жене нашего Лазаря. Нам предстояло представить миссис Уорнер сломанные ребра мужа так, чтобы она была нам благодарна, а не накатала жалобу. Но едва я снял перчатки, как раздался звонок. Взглянул – мать. У нее есть этот удивительный дар звонить не вовремя. И не ответить нельзя: сегодня я пропустил уже три ее звонка. Из многолетнего опыта я знал, что за пропущенным четвертым начнутся обиды. – Екатерина, идите к миссис Уорнер, я вас догоню. – Отошел за угол. – Мам, прошу тебя впредь никогда ничего не говорить обо мне и о моих делах Патрику. – Саша, о чем ты? Да я ничего не знаю, что я могу ему сказать? Мне в голову не приходило, что это какой-то страшный секрет. Ведь он прекрасно знал, что нас с тобой ограбили из-за этого газыря. И что? Патрик – это практически семья! Это меня взбесило: – Может, он твоя семья. А моя – мой прадед Александр Воронин, мой дед Михаил Воронин и мой отец Артем Воронин, но никак не прохиндей Патрик Донован. Небось он и письма твои украл. – Я не желаю этого слышать! Я совершенно точно знаю, что это не мог быть Патрик! – Откуда ты знаешь? Она запнулась, но тут же твердо заявила: – Знаю, и все. Я не обязана перед тобой отчитываться. Ты плохо к нему относишься и постоянно издеваешься над беднягой! Он не совершил ничего ужасного, напротив, открыто пришел и предложил тебе исключительно выгодную сделку. Как насчет того, чтобы просто подумать над его предложением? – Мама, я не стану продавать единственную вещь, оставшуюся от прадеда. Я не настолько нуждаюсь в деньгах, чтобы торговать памятью собственных предков. Быстро распрощался и поспешил за Екатериной. Ох, напрасно я отослал ее в одиночку умасливать старушку Уорнер. Беседа с родственниками требует деликатности и опыта. Любое осложнение в ходе операции близкие могут счесть результатом неправильных действий врача или чудом спасения больного. Здесь бесконечно много значат выбор слов, интонация. Я влетел в зал ожидания в надежде успеть исправить впечатление. И сразу понял, что опоздал: миссис Уорнер спешила мне навстречу, протягивая тонкие дрожащие руки и светясь от счастья: – Доктор, дорогой доктор, спасибо, что спасли Марка! Екатерина стояла рядом и улыбалась. Оказывается, она умела улыбаться не только ртом и глазами, но даже бровями. И на щеках у нее оказались ямочки. Она бросила мне веселый взгляд, в котором читалось: «А вы, доктор, во мне сомневались? Ай-ай!» – Это было наше общее усилие, миссис Уорнер. Вот доктору Соболевой скажите спасибо, она главный кудесник. Кудесник не кудесник, но правда молодец. Не растерялась и с честью выдержала первое настоящее испытание. Я хотел позвать ее после работы в бар – отпраздновать боевое крещение, но вспомнил бицепсы Дениса, вспомнил параграф, устанавливающий рамки отношений старших врачей с резидентами, и воздержался. Только когда вернулись в операционную, спросил: – Доктор Соболева, вы вроде искали теннисный клуб? Если хотите, я с радостью порекомендую вас в своем «Гриффине». Корты у них отличные. Старейший кантри-клуб, в нем еще Эррол Флинн и Хамфри Богарт состояли. – А теперь кто? – А теперь такие, как я. Что делать, все в мире катится по наклонной. Зато от госпиталя всего четверть часа. Только потом я подумал, что клуб был дорогой, резиденту не по карману, и пожалел о своем предложении. Но она вступила. С тех пор время от времени я видел ее на корте, один раз даже сыграл с ней. Играла она хорошо, но я поднапрягся и все же выиграл в третьем сете на тай-брейке, чем, само собой, остался очень доволен. Больше я с ней не играл – слишком дорожил одержанной победой. Екатерина нагло использовала приемы, которые Международная федерация тенниса давно должна была бы запретить, – при каждом скачке махала косой и доставала мячики из трусов. Да, и еще мне неприятно было играть под тяжелым взглядом Дениса, который ждал ее на скамейке. Сдавалось, у мужика нет другого дела, кроме как сторожить свою девушку. В следующий раз, когда нам снова выпало работать вместе, она пожаловалась на боли в шее от постоянного неудобного положения у операционного стола. Я посоветовал связаться с моей матерью – мать буквально дифирамбы пела своей преподавательнице йоги. А в бар я повел Самиру. В конце вечера предложил пойти к ней. Каждое наше свидание заканчивалось у меня, и мне было любопытно взглянуть, как живут знаменитые актрисы до того, как становятся знаменитыми. Но Самира отмахнулась: – Нет, что ты! У меня сущая конура, и та вся забита моей обувью. У тебя гораздо приятнее. В том, что ей было приятно в моем доме, я не сомневался. Она не спешила покидать его. Я уезжал на работу рано, в это время она еще дрыхла, разметав по подушке гриву и выставив из-под одеяла божественную ногу. Не знаю, когда она уходила, из-за нее я не ставил дом на охрану, но по возвращении я всегда обнаруживал ее следы: брошенное у бассейна полотенце, рассыпанную у джакузи соль Мертвого моря, забытый на кухонном мраморе сок, сгоревший в тостере гренок, лак для ногтей в моем кабинете, кружевное белье в спальне. Любопытная, нахальная, она заполняла собой все пространство, распространялась по всему дому. Вообще она была самым милым, неумелым и беспечным шпионом на свете. Как-то в минуту нежности она предложила: – А давай мы с тобой страшно разбогатеем. Я буду Бонни, а ты Клайд. Я перевернулся на спину, уточнил: – Почтовые поезда будем грабить? |