Онлайн книга «Лужайки, где пляшут скворечники»
|
Вот странно… и хорошо. Ожидание близких приключений не пропало, но в этих приключениях не чудилось теперь никаких опасностей. Только радостное замирание и азарт. — Нитка, где здесь твое секретное место? — Идем… — и опять взяла его за пальцы. Место было между остатками кирпичной стены и чем-то похожим на кривой домик, чья двускатная крыша одним концом уходила в воду. От крыши пахло теплым кровельным железом. Тём попытался приглядеться сквозь сумрак. Здесь, у воды, тьма была не очень густой. Вода слабо светилась и мерцала, будто в ней растворили алюминиевую пыль. — Это старый ледорез, — шепнула Нитка. — Такая штука с острым гребнем на крыше. Раньше здесь была еще одна насосная станция, а ледорез защищал ее от льдин, когда весной они лезли на берег. Понимаешь, вода прибывает, а они лезут… — Ага… — Тёму ясно представилась атака ноздреватых ледяных пластов. — А внутри там пусто, как в избушке. В случае чего можно укрыться… — А куриных ног у этой избушки нет? — хихикнул Тём. — Не знаю. Надо спросить у Кея… — Они сели рядом на песок. Было тепло, влажно, пахло осокой. — Купайся, — вздохнул Тём. — А я покараулю. — А зачем караулить-то? — Ну… ты же сама призналась, что боишься. — Тём, я боялась идти сюда. И не к о г о-т о боялась, а темноты. А еще — грозы. Вдруг она подкатится близко! — И выдохнула ему в плечо: — Тём, я грозы боюсь уж-жасно. — Нитка… если честно, то и я. Ну, не совсем ужасно, но тоже. Только про это никто не знает. И ты — никому… — Конечно. Иногда быть откровенным совсем не трудно. Особенно в темноте и когда так вот… доверие друг к другу. И Тём не боялся, что честное признание уронит его в Ниткиных глазах. Скорее наоборот… — Но здесь-то уже не страшно, Нитка. — Да… Пошли вместе в воду. — Нитка, я не могу. Я без плавок… — Ну… можно ведь и так. — А потом в мокрых трусах в постель? — Дурачок. «Так» это значит без всего… Я ведь тоже без купальника. В нем нельзя. Наша Валентина постоянно у всех купальники щупает: не лазил ли кто-то в воду без спросу… — Ты рехнулась? — слабым шепотом сказал он. — Тём, да ты что? Темно же. И мы же… ничего такого. Давай ты отвернешься и зажмуришься, а я в воду. А потом я зажмурюсь, а ты — бултых. А в воде-то уже все равно… Тём, а то ведь обидно: шел сюда, продирался и даже не окунешься… «А и правда…» Нырнуть, смыть с себя вязкую духоту и зуд захотелось отчаянно. И все же не это главное. Еще сильнее — желание сладкой запретной радости: частое стуканье сердца и веселый озноб. Вот оно — тайное приключение! От приключений убегать нельзя, это нечестно. Это все равно, что убегать от судьбы. И… Нитка решит, что он трус… — Только ты зажмурься как следует… — Конечно! И ты. Давай… Тём отвернулся, прижал к глазам ладони. Так, что в навалившемся мраке — желтые огоньки. — Тём, считай до двадцати! — Шуршанье, легкий топот, плеск. — Ух, какая теплая вода! Тём, давай! — Ты отвернулась? — И зажмурилась! Тём суетливо сбросил на песок трусы, положил на них очки. Сквозь «безочковое» туманное пространство различил на мерцающей воде темное пятно — Ниткину голову. Скорее, скорее… Головой вперед! Ох, и правда тепло! Как в молоке, постоявшем полдня на солнечном подоконнике… Тём проплыл под водой несколько метров. Оказалось, что купание без единого клочка одежды — совсем не то, что обычное купание. Сперва была стыдливая (и приятная) беззащитность, но почти сразу вода избавила его от этого чувства. Она была такая ласковая! Озеро приняло в себя мальчишку как свое родное существо, как рыбку, как… свою каплю! Тём растворился в нем. Он сделался частичкой этого озера, частичкой теплой темноты, частичкой природы. И даже… частичкой Нитки. Потому что она ведь наверняка ощущала то же самое. Тём вынырнул, встал на твердом дне по грудь в воде. Дурашливо и бесстрашно фыркнул. Ниткина голова темнела в трех метрах, и слабо светились плечи. — Тём… хорошо, да? — Ага… — Давай руку. Нырнем вместе… — Нырнем… Ниткина ладонь была по-прежнему горячая. Они нырнули вдвоем и плыли в глубине секунд десять. Расцепили руки, выскочили на поверхность. — Нитка, давай от берега и назад. Двадцать гребков туда и двадцать обратно. — Давай! Она плавала не хуже Тёма. Потом они по грудь в воде брызгали пригоршнями друг в друга и прыгали, опять взявшись за руки. Один из таких прыжков осветила беззвучная, но яркая зарница. — Ой! — перепугались оба и сели в воду по уши. — Тём, ты извини, но я не успела зажмуриться… Такая предательская вспышка. Но ты не пугайся, ты все равно был в воде выше пояса. — А ты… я даже не знаю, я сразу ослеп. Да я и не вижу толком без очков, не бойся… Тут над ними наконец грохнуло. Нитка взвизгнула и весело сказала в рифму: — Ой-ёй-ёй, пора домой. — Беги на берег, я отвернулся… Позовешь, когда оденешься. Она позвала очень быстро: — Тём, иди, я зажмурилась. Стало темнее прежнего, Тём почти не различал Нитку, но все же опять застеснялся. Как назло долго не мог найти на берегу трусы и очки… Ох, вот они! Он торопливо запрыгал на песке. В этот миг ударили крупные капли, сверкнуло опять и грянуло. — Ай! Тём, ты готов?! Бежим под крышу! Они забрались внутрь ледореза. В запах гнилого дерева и грибов. Сверху застучало, забарабанило, загудело. Между досками на секунду высветились щели. И снова: бах, трах, тара-рах! Тысячи железных ящиков с каменной горы! — Мама… — Нитка мокрым плечом приткнулась к Тему. «Господи, а ведь у нее и мамы-то нет…» — Не бойся… «Не бойся, я сам боюсь…» Ногами Тём нащупал позади себя широченную балку. Потянул Нитку: — Давай сядем. — Ага… Ой! — И прижалась опять. Потому что опять разгорелись щели и ударил трескучий разряд! Мокрые Ниткины волосы облепили Тёма. — Тём… — Что? — А все равно хорошо… Да? — Конечно! — А… давай завтра опять… — Ох, Нитка… давай… После этого гроза пожалела их и стремительно заглохла. 4 Обратный путь был труднее, но показался короче. Наверно, потому, что среди мокрых кустов и колючек было не до страха. Одного хотелось — поскорее добраться до сухой постели… Хотя нет! Хотелось еще, чтобы поскорее пришло завтра. |