Онлайн книга «Лужайки, где пляшут скворечники»
|
«Вам так нравится воевать?» А старший опять про маленького: «Его мать придавило в доме, от бомбы. Она там сгорела живьем…» Я снова сказал: «Идите». И тут маленький мне: «Если вы не пойдете с нами, вас убьют». А чего меня было убивать? Я и так… «Уходите, ребята…» И они ушли. Скользнули между скал, как змейки. А я… Мне надо было, конечно, сразу пулю в себя, но… Нет, я не боялся. Просто казалось, что не все еще сделал. Не все сказал. Я вернулся на базу, положил автомат перед Орхидеевым. — Майор, я только что расстрелял состав секрета на Бейсболке. Он… как-то сразу поверил. Так мне показалось. Наверно, такое было у меня лицо. Но не дрогнул, приказал спокойным голосом: «Доложи в деталях». «Докладываю. Они поймали двух пацанов и хотели устроить самосуд. С проволокой. Я просил: не надо. Они смеялись… Они обязательно убили бы их…» Орхидеев молчал, молчал. По-моему, очень долго. Начался обстрел из минометов, но мины рвались далеко за поселком. Кажется, в той стороне, где Бейсболка. Майор встал. «Поехали. Я хочу посмотреть, что там…» — И подвинул мне автомат. И я взял, и мы поехали на его «козленке». Вдвоем. Пока позволяла дорога. А дальше — пешком. Он шел впереди, а я за ним. С автоматом. И он ни разу не оглянулся. Потом мы увидели за кустами и скалами дым и почуяли запах, такой, как после взрыва. Подошли к повороту и видим: «бейсбольного» козырька нет. Обрушен минами. Ничего нет. Пустота… Орхидеев обернулся, но посмотрел не на меня, а мимо. И говорит: «Надо докладывать то, что есть, а не молоть всякую чушь, Темрюк. Если ты увидел, что секрет погиб от взрыва, нельзя давать волю нервам. У всех мозги сдвинуты, но надо держать себя в руках… Ты понял меня, Студент? Иди выпей водки и опомнись. А я буду писать рапорт начальству…» Мы пошли, и я выпил бутылку и сразу уснул. Потом меня рвало, но уже казалось, что и правда н и ч е г о не было. Так я прожил еще сутки. Через день майора Орхидеева убил горский снайпер. А еще через два дня рядом со мной рванул фугас-ловушка. Тех, кто шел впереди, — в клочья, а я очнулся в госпитале. И там, когда поправлялся, я, Нитка, снова вспоминал все, что было. Иногда спокойно, а иногда с мучением. Но всякий раз я знал: если бы такое началось снова, я бы опять нажал на спуск… — Бедненький ты мой… — сказала Нитка, словно малышу, который запнулся и ободрал коленку. И погладила его плечо. А потом вдруг дернулась: — Тём! А при чем тут призрак? Какой? — Птичка… 3 Они встретились на рынке, между овощных рядов. Лицом к лицу. — Ха, птичка! Привет, Студент! Всё тот же. Шея толще головы, пегий ежик волос, желтые глаза. Рот врастяжку… Только на широченных косых плечах не камуфляж, а черная майка с дурацкой надписью: «Я — хороший!» Артем удивился, что ничего не чувствует. Лишь стукает в голове спокойная такая, отрешенная мысль: «Выжил все-таки… Ну, что ж… Значит, судьба…» — Не ждал, Студентик? — Нет, почему же… — Артем пригладил волосы, поправил очки. — Ты ведь не первый день таскаешься за мной. — Заметил, значит! — Заметил. Хотя сперва думал, что показалось. Не верилось, что уцелел… — А вот уцелел! Рассказать как? — Не надо, Птичка. Неинтересно… Впрочем, догадываюсь. Я плохой стрелок… А потом ты — ужом в сторону, взрыв, плен… Героическое возвращение. Поиски врага… Они пошли рядом. Этакие добрые знакомые, случайно встретившиеся после разлуки. Улыбались. — Ты прав, Студент. Умеешь мыслить. Интеллигенция все-таки… Но ты не просто враг. Ты теперь смысл моей жизни. Я буду искоренять тебя не как личность, а как явление. Этой самой жизни… — Да ты философ, Птичка, — усмехнулся Артем. — Ага, — сказал он с удовольствием. — Но глупый. Искоренишь меня, и смысла не останется. — А я буду делать это долго. — Как? Заведешь судебный процесс? Ничего не докажешь… — Я не буду заводить! Я сам! Я буду убивать тебя медленно… и с удовольствием. — Можно узнать, каким способом? — Страхом, Студентик! Ты теперь всегда и всюду будешь ходить с оглядкой, не зная, где и как получишь плямбу в затылок. Или «перо» под лопатку. Или гранату в штаны… — Не страшно, Птичка, — вздохнул Артем. Хотя стало страшно. — Врешь, — довольно сказал Птичка. — Ты боишься. — А ты? Думаешь, я буду «искореняться», как послушная овечка? — А что ты можешь? Опять с балалайкой против танка? — Ты, значит, танк? — Я — из тех, кто в танке… — Ну и как там? По-моему, сильно воняет. — Случается. Зато безопасно. — Не обольщайся, Птичка… — Артем постарался говорить очень спокойно и очень увесисто. — Ты не в танке, а я не с балалайкой. Там, на Бейсболке. Ты убедился… — Ха! Тогда у тебя была просто истерика! — Отнюдь! Это была осознанная необходимость. Я ведь спасал не только пацанов, но и себя, — сообразил он лишь сейчас, задним числом. — Вы ведь не оставили бы меня живого. Свидетеля… — А ты умен. Недаром незаконченное высшее… — Да. А ты, видать, плохо учился. Иначе бы понял: когда кого-то пугаешь, надо бояться и самому. — Ха, птичка! Мне-то чего бояться? Я уже умер. Там, на Бейсболке. Ты разве это не понял? Артем шагов десять шел молча. А потом: — Птичка… это т ы ничего не понял. Я ведь тоже умер. Там же. Сразу, как дал очередь. Так что мы с тобой на равных, Птичка. — Во как… — выговорил Птичка после некоторого молчания. И хмыкнул. — Тогда что ж… Может, пивка по случаю встречи? Вон там… На краю рынка блестела стеклянная забегаловка с высокими столиками. Плохо было Артему. Нет, не страшно уже, а как-то пусто на душе и тошнотворно. И в то же время — облегчение: то, чего он тайно боялся и ждал, случилось. По крайней мере, нет неизвестности. И с этим облегчением Артем сказал: — А чего ж! Давай… Они взяли по кружке. Пиво было холодное и вкусное. Артем тянул его сквозь прижатые к стеклу зубы. — Постой… — Птичка приподнял кружку. В желтых глазах его (как пиво!) опять было спокойное удовольствие. — Давай, Студент, за трех наших боевых товарищей, которые там, на Бейсболке… В общем, вечная им память… — Я лучше за тех двух мальчишек. Пусть живут. |