Книга Портфель капитана Румба, страница 28 – Владислав Крапивин

«Ведь если я живу и вижу эти звезды и эту бескрайность, значит, это не случайно? Не зря же есть на свете я, Гвоздик… А для чего — я? А для чего вообще все на свете? Откуда взялось?.. Говорят, Бог создал. Ну, ладно. А зачем? И почему среди всех он создал еще и меня?..»

Гвоздик мысленно проводил между звездами строгие прямые линии, и они образовывали разные фигуры или превращали пространство в грани неохватно великого кристалла. Иногда в этих построениях чудилась какая-то разгадка — словно вот-вот возникнут очертания стройного громадного здания и тогда придет открытие всех тайн… Но веки начинали склеиваться, и Гвоздик засыпал под ласковые прикосновения ладоней и бормотание тетушки Тонги…

Потом наступало утро. Гвоздик с подзорной трубой забирался в наблюдательное гнездо на мачте, чтобы звонко завопить, когда покажется дым или парус. Иногда ему казалось, что и правда возникает на краю океана белое крылышко. Но оно таяло, и горизонт опять делался пустым и ровным, будто край синей, чисто вымытой тарелки.

Ну и пусть! В конце концов, плот двигался куда положено, и жизнь текла на нем спокойно и беззаботно. Матросы несли по очереди вахту у рулевого весла, чинили одежду, вспоминали прошлые приключения и порой (обычно задумчивым вечером) пели корабельные песни. Начинали чаще всего с «Черного сундучка»:

Песня была зловещая, но пели ее весело, и даже Макарони не боялся.

Папаша Юферс целыми днями писал историю плавания и поисков клада — для будущей книги. Запаса бумаги у него не было, но, к счастью, в тетради с рисунками пуговиц оборотные стороны листов оказались чистыми. В углу шалаша, положив тетрадь на бочонок, дядюшка Юферс вдохновенно строчил свое сочинение пером из чайкиного крыла. Делать чернила из сока тропических ягод куси-куси научила его тетушка Тонга.

Он так увлекся своим писательским трудом, что даже перестал волноваться за Гвоздика. А то сперва было: «Не свались с плота, акулам попадешь… Почему ты ничего не ешь?.. Ты не заболел ли опять, а?..»

Впрочем, теперь в этой роли дядю Ю вполне заменяла тетушка Тонга. Тряслась над мальчишкой, как будто он девочка из пансиона, а не юнга, который обошел на паруснике полсвета! Только и слышно было: «Паи-паи, не упади с мачты!..

Паи-паи, выпей кокосового молочка!.. Паи-паи, не дразни акулу, она откусит тебе голову!..»

Дело в том, что треугольные плавники то и дело чертили воду неподалеку от плота. И вот Гвоздик сделал «приманку»: стащил у Боба Кривой Пятки старый растоптанный башмак и забрасывал его с кормы на пеньковом шнуре. Ближняя акула обязательно устремлялась к башмаку — наверно, от него аппетитно пахло. Гвоздик быстро тянул приманку, акула мчалась за ней и, бывало, выскакивала головой на плот. Гвоздик замирал от восторга и ужаса, видя костяные пилы зубов, украшавших разинутую пасть. И взвизгивал, отскакивая. Тетушка Тонга, увидев такое, ахала и хватала негодного мальчишку на руки. И несколько раз он даже получил звонкого шлепка. Дрыгал ногами и хохотал.

Он очень любил тетушку Тонгу. Но, чтобы Маа не воспитывала его каждую минуту, придумал хитрость: подговорил негра Харро Бланко научить ее гаданию на картах (тот немного умел, а у матросов была растрепанная колода). Тонга Меа-Маа, как мы знаем, была слегка ведьма и очень увлеклась новым для нее видом колдовства. Она часами теперь сидела над картами, раскладывая головоломные пасьянсы… А кроме того, она приохотилась играть в шахматы с вежливым и хитроумным Сакисаки, который искусно вырезал их из попавших под руку деревяшек.

Шкипер Джордж и Сэм Ошибка каждый раз в полдень с помощью секстана и хронометра определяли место плота в океане и отмечали его на карте. Хорошо, что инструменты и карты во время пожара были не на шхуне, а в шалаше, и уцелели…

Так спокойно прошло десять дней.

На одиннадцатый день обнаружили, что в плоту ослабли стяжки и разболтались несколько бревен. Впрочем, ничего страшного. Тем более что на горизонте показался островок. Решили высадиться, подремонтировать свой корабль и провести ночь на твердой земле. Для отдыха и разнообразия.

Островок был крошечным атоллом — такое кольцо из коралловых глыб с дюжиной тонких пальм на берегу, с круглой внутренней лагуной ярдов двести шириной и с белым песком на отмелях.

С боковым ветром, работая еще и веслами, въехали в горловину бухты и приткнулись к песку. Починили плот быстро. Гвоздик всласть накупался на отмели, куда не могли сунуться нахальные акулы, погонял среди камней здоровенных сердитых крабов и был доволен жизнью.

Когда среди пальм засветилась половинка молодой луны, развели костер и приготовили ужин. А к полуночи, после бесед и песни о черном сундучке, улеглись — кто на плоту, кто под пальмами.

…Проснулись от частых медных ударов. Это бил в оставшийся от «Дюка» корабельный колокол перепуганный Гвоздик.

— Вставайте! Скорее! Там «Фигурелла»!

Под утренним ветром, изящно накренившись, яхта пиратов — целая и красивая — скользила в лагуну.

2. ПУЛИ НАД ГОЛОВАМИ. — МАКАРОНИ ДАЕТ СОВЕТ. — ЗАЛП КАРТЕЧИ. —

НЕОЖИДАННЫЙ ИСХОД СРАЖЕНИЯ.

— Тревога! — заорал боцман Бензель. Все, кто успел, расхватали ружья (их было на плоту всего шесть).

Яхта с пенным шорохом пронеслась в двух сотнях футов от плота. С нее дали трескучий, с голубым дымом залп. Свистнуло над головами. Гвоздик присел.

— Иди немедленно в каюту! — закричал на него дядюшка Юферс. Как будто стены из жердей и веток могли защитить от пуль! Тонга Меа-Маа поступила более умно и героически — заслонила Гвоздика от яхты. Но он тут же высунул голову из-за тетушки — чтобы все видеть. Впрочем, пираты стреляли пока просто для испуга, поверх людей.

У берега «Фигурелла», не сбавляя хода, лихо сделала поворот через фордевинд (в просторечии говорят «скрутила фор-дака») и помчалась обратно — к выходу из лагуны. Это было очень красиво. Бурлила кильватерная струя, паруса золотились под низким еще утренним солнцем. Но из-за борта опять ударил дымный залп, и у Гвоздика противно ослабли колени.

Людей на «Фигурелле» не было видно. Поручни ее пираты предусмотрительно обвесили плотными капковыми матами.

Это такие штуки вроде тугих матрасов — для коек и для сооружения спасательных плотиков. Из-за них и стреляли. И лишь когда яхта опять пронеслась мимо плота, над бортом возник их краснорожий клочковато-рыжий капитан в наполеоновской треуголке.

— Эй! — заорал он. — Выкладывайте сокровище! И тогда можете плюхать на своем дровяном складе дальше, не тронем! А иначе перестреляем, как перепелов на лужайке!..

На всем ходу «Фигурелла» проскочила выход из лагуны, там, на большой воде, развернулась опять и снова понеслась в бухту.