Онлайн книга «Портфель капитана Румба»
|
— Нет, не брошу… Ты только никому не говори про этот случай, ладно? — Ладно, — пошептал Генчик. А что ему оставалось? — Может быть, я когда-нибудь сделаюсь… храбрее. И тогда мы опять… А теперь прощай. — Карасик снова надел очки и смотрел сквозь них горько и твердо. Потом нагнул голову и быстро пошел от Генчика. А тот стоял и окликнуть не решался. Нет, Генчик не осуждал Карасика. Потому что сам — тоже не храбрец. Еще неизвестно, как бы он вел себя на месте несчастного Феди Акулова. Может быть, тоже стреканул бы в кусты. Да еще потом придумывал бы всякие героические оправдания. Карасик — тот хоть честно признался… Жаль Карасика. И себя почему-то жаль… Ох и запутанная эта штука — жизнь! А тут еще Елена действует на нервы. — Может, уж хватит выть? Москва слезам не верит… — Замолчи, дубина! Тебя не спросили!.. — Я — дубина, ты — бревно. И притом давным-давно… С Петей, что ли, поругалась? — наконец осенило Генчика. — Больно он мне нужен, твой дурацкий Петя! Ну, все ясно! Генчик крутнулся на подоконнике, прыгнул в комнату. Взял со спинки стула любимую рубашку. — Пойду выяснять обстоятельства… — Не смей! Кому сказала! — Ладно, ладно. Я к Зое Ипполитовне… Про Зою Ипполитовну Елена, мама и папа уже знали. Однажды она подвезла Генчика до дома и встретилась с родителями. Отец и мать одобрили знакомство Генчика. Совсем даже не плохо, что сын помогает по хозяйству пожилой женщине. Это лучше, чем болтаться по улицам или плести бесконечное число пружинчиков. Папа сказал: — Она, видать, дама образованная. Глядишь, и научит чему-нибудь полезному. Мама, правда, заметила, что лучше бы Генчик побольше помогал ей, а не какой-то родственнице непонятного капитана. Но это так, для порядка. Только Елена отнеслась к Зое Ипполитовне без одобрения. После рассказа Генчика о коллекции капитана Сундуккера сестрица выразила мнение, что «бабка явно чокнутая». Под стать Генчику. Тот показал Елене язык. Лопатой… Сейчас Елена не знала, что Зоя Ипполитовна в отъезде. И поверила: — Ну и ступай к своей сумасшедшей капитанше… — Сама такая! — Замолчи, дубина! — Я — дубина, ты — бревно. Я — глина, ты —… чисто золото! — Я маме скажу. Она тебе даст «золото»! — Скажи, скажи. Только больше не реви. 2 Старшего спасателя Петю Кубрикова Генчик нашел на рабочем месте — на причале водной станции номер два. Петя разложил на газете детали разобранного мотора и тупо смотрел на них, сидя на корточках. Генчик обошелся без предисловий. — Поругались, что ли? — спросил он у обтянутой тельняшкой спины. Спина дрогнула, Петя повернул похудевшее лицо. Глаза у Пети были скорбные. — Все ясно, — кивнул Генчик. — Наверняка это она виновата. Что за поганый характер! — Нет, я виноват… — Ты?! Да ты же в нее по уши… А она небось это… — Генчик артистически повертел задом. — Мисс Простоквашино… А теперь лежит и подушку пропитывает. Иди к нам, мириться будете! Петя трагически мотнул головой. — Она мне никогда не простит… — Что не простит? — То, что я ей все врал про себя… И тебе врал… Никакой я вовсе не курсант, меня в училище медицинская комиссия не пустила. Я окончил курсы мотористов и вот… тут… Генчик присвистнул. Потом сел рядом на корточки. — Значит… и дуэли не было? — Не было… — вздохнул Кубиков-Кубриков. — Ничего… — А зачем ты про все это… сочинял? Петя съежил плечи. Суетливо переложил на газете железки. Признался шепотом: — Сдуру… Хочется ведь красивой жизни-то. Вот и придумывал… А вчера признался ей. В порыве искренности… Генчику стало жаль Петю. Так же, как обиженного судьбой Карасика. Даже сильнее. — Но так рассказывать…. Это ведь тоже талант… — Генчик хотел его чем-то утешить. Подумал и бухнул: — С таким талантом ты, может быть, станешь писателем! Петя позвенел железками. Пробурчал: — Черта с два я им стану… — Главное начать! Ты попробуй! — Да я уже… пробовал… — Правда?! — изумился Генчик. — Ну… вот… — Петя, ежась и не глядя на Генчика, переложил шестеренки и пружинки с газеты на голые доски причала. А газету — рваную и промасленную — сунул Генчику. Это были «Белорыбинские ведомости». — Вот… — Петя стеснительно ткнул ногтем в верх страницы. Там было написано: «Творчество молодых. Петр Кубриков. Лепестки ромашки. Рассказ». — Ух ты!.. — И Генчик уткнулся носом. Рассказ был про любовь. Про то, как двадцатилетний шофер Вася встречает девушку, как по вечерам кладет на ее крыльцо ромашки. Ну и так далее… Вообще-то всякие сочинения про любовь Генчик терпеть не мог. Но Петин рассказ показался ему прекрасным. Тут не в содержании дело! Дело в том, что он именно Пети Кубрикова! Того самого, который сидит рядом на корточках! До этой минуты Генчик и помечтать не мог, что у него будет друг-писатель. Такой, чья фамилия набрана в газете крупным шрифтом! — Я же говорил! У тебя же талант! — Да ну… — зарделся Петя. — А вот еще… Вот здесь. В углу страницы опять была фамилия: П. Кубриков. А под ней стихи.
ПАРОМЩИК
Во сне я видел гулкие шторма,
Я бредил в детстве книжкой Стивенсона.
Звала в дорогу штормовая тьма,
Будили душу сладкие муссоны.
Я был уверен: буду жить всегда
В крутых волнах и океанском громе…
Но вот прошли все юные года,
И я служу тихонько на пароме.
Жду пассажиров, трубочку курю
(Все старые матросы трубку курят)
И корабли мальчишкам мастерю
Ножом, приобретенным в Сингапуре.
Стихи понравились Генчику еще больше, чем рассказ. Правда, чересчур грустные, зато такие, что… — Прямо за душу берут, — сказал Генчик. Петя зарделся сильнее. — Значит… не совсем плохо? — Что ты! Наоборот!.. А Елена что говорит? — Да ничего. Она и не знает… — Не знает?! Ты совсем без головы, да? Почему ты ей это не показал?! |