Онлайн книга «Голубятня на желтой поляне»
|
– Ай да Антошка… – озадаченно пробормотал Матвей. Остальные ошеломленно молчали. Антошка вскочил, крикнул тонко и будто издалека: – Всё! Я пошёл на старт! Он опять стал капелькой, и полетел и повис в метре над серединой железного листа. – Я давно знал, что он так умеет, – признался Сеня. Маркони тряхнул головой. Поправил очки. – Ладно. Приступаем… Он слазил в подвал, включил напряжение. Поставил как надо зеркала. Солнечное пятно горячо засияло на железе. Лист еле заметно завибрировал. А Кап сверкал белой искрой. Маркони положил на железо морковку. Большую, вымытую, очень красную… Тихо-тихо стало. Только Пим-Копытыч прошептал в бороду: – Ох ты, время-пространство, чтоб тебя… Маркони взял в ладони маленький пульт. Хмуро велел: – От винта… Ребята попятились. Тогда Маркони сказал уже помягче: – Помашите Капу. Все словно спохватились, замахали сверкающей капельке. А она… исчезла. Маркони сел на чурбак. – Вот и всё… Ребята потерянно молчали. Только Варя опять, кажется, всхлипнула. – Ну, чего вы… – пробормотал Маркони. – Он уже дома… Теперь по всем их магнитным линиям идёт перезвон: “Кап вернулся!..” Ах ты чёрт, вечно заедает эту кнопку, никак не выключишь… – Он сопел, ковыряясь в пульте. – Ну-ка спихните морковку с железа. А то вознесётся ещё кто-нибудь… Сеня сухим стеблем репейника ударил по морковке. Она улетела в траву. А половина стебля исчезла, будто растворилась в воздухе. “Да, это вам не шуточки”, – подумал Сеня. И вздрогнул. Кто-то ломился через заросли. С шумом и криком. И вылетел на лужайку Пека! “Эх, опоздал”, – подумал Сеня. Но Пека мчался не для прощания с Антошкой. Он же ничего не знал про старт. Несколько минут назад он шагал себе, поглядывая по сторонам; в самом благостном расположении духа. Помахивал сумкой с купленным на рынке луком. Читал на заборах объявления. Дружески подмигивал афишам с весёлыми лицами братьев Кулебякиных. И вдруг что-то большое затмило солнце. Перед Пекой стоял Степан Степаныч Лошаткин. Лошаткин спросил со зловещей ласковостью: – Значит, жаловаться вздумал, голубчик? Милицию привлекать к выяснению наших личных дел? Забыл, как милиция тебя самого воспитывала? Пека не дрогнул. Глянул прямо в пухлую, розовую от злобы физиономию. – За уши в наше демократическое время никто не имеет права хватать! – Он подумал и добавил: – Буца-куца без хвоста, толстый, как аэростат… Лошаткин зашипел, словно локомотив, выпускающий лишний пар. И потянулся к Пекиному уху. Свидетелей не было, и Лошаткин знал, что Пекины жалобы будут напрасны. Пека отступил. Степан Степаныч надвинулся. Пека повернулся и побежал. Степан Степаныч – за ним. Сперва бежали не быстро. Пека старался соблюсти достоинство, а Лошаткину мешала тяжёлая сумка (он, видимо, тоже шёл с рынка). Но скоро бег начал нарастать. В Лошаткине горячим паром раздувалась жажда мщения и снова толкала его на необдуманные поступки. Он забыл, как опасно гоняться за Пекой. Пека же понял, что спасение теперь только на Ямском пустыре. Он легко промчится сквозь чащу, а Лошаткин застрянет в репейных джунглях, охраняемых заклинанием. Помните? Бунтер-гюнтер, крокодил, Я свой двор загородил… Но то ли заклинание со временем ослабело, то ли инерция грузного Лошаткина была чересчур велика – он не остановился в зарослях. И на площадке все увидели, как следом за встрепанным Пекой мчится багровый от ярости Степан Степаныч. Всё случилось в две секунды. Пека прыжком перелетел стартовую площадку, Лошаткин с грохотом прыгнул на железо… И не стало Степана Степаныча Лошаткина. Зловещая тишина легла на маленький полигон. – Ой, мамочка, – тихонько прошептала в этой тишине Варя. А через минуту догадливый Олик таким же шёпотом разъяснил: – Без всякого сомнения, в сумке у него была морковка. Трудно описать, что испытали наши друзья в эти минуты. Казалось, что в солнечном безмолвии нарастает грозный звон. Сквозь него слышались вздохи Пим-Копытыча: – Ох ты, грех какой… – Доигрались, – наконец сказал Матвей. – Может, он всё-таки живой? – прошептал Андрюша. Маркони помотал головой: – Он же не капля. Как хряпнется с разгону об эту Ллиму-зину… – А если не хряпнется, его наверняка съедят уу-гы, – рассудил Олик. Сеня сказал с горечью: – А может, и не долетел. У него же вон какая весовая категория. Болтается теперь в магнитном коконе где-нибудь на полпути… – Ну и фиг с ним, – неуверенно откликнулся Пека. На него посмотрели. Он съежился. Маркони больше ничего не говорил. Он молча думал о горькой судьбе Лошаткина. И о своей, конечно… Дальше в повести надо сделать пропуск. Слишком тяжело описывать унылые раздумья, угрызения совести, страх и раскаяние, которые владели нашими друзьями в течение двух дней. Жуткий случай со Степаном Степанычем заставил всех забыть даже про печаль об Антошке. Каждый думал: что же теперь с ними будет? Да и Лошаткина жаль, хотя был он, конечно, человек пакостный. О том, что можно отпереться и что никто ничего не докажет, как-то и в голову не приходило, слишком уж тяжкий груз лежал на душах. И все ждали: когда в городе хватятся владельца магазина “К Вашим услугам”? На третий день не выдержали. Пошли сдаваться Роману Гавриловичу. Маркони пошёл, Матвей и Сеня. Уков и Варю не взяли незачем девочку и малышей подставлять под суровость закона. Тем более что они вовсе ни при чём. – Все ни при чём, – бормотал Маркони. – Я один виноват, пусть меня и сажают… Участкового нашли на огородных грядках, у того был выходной. Роман Гаврилович внимательно выслушал горестный Марконин рассказ (сопровождаемый вздохами Сени и Матвея). Покивал. – Во времена моего детства мы тоже увлекались всякой фантастикой. Был у меня приятель Федька Кирюшкин (он сейчас главный механик на морском танкере), так он выдумал антигравитацию. Чтобы ликвидировать, значит, силу тяжести. И один раз но правде ликвидировал, взлетел над двором на своём гравилёте. Только исчезла-то эта сила всего на две секунды. А потом шуму было! Потому что под гравилётом оказался фанерный курятник со всем его населением… – Вы, конечно, не верите, – угрюмо сказал Маркони. – Но я могу доказать. Запущу в космос всё, что хотите, на ваших глазах. Нажимаешь кнопку – предмет исчезает… Роман Гаврилович покивал опять. |