Онлайн книга «Голубятня на желтой поляне»
|
— Вот заброшу балбеса на голубятню… Алька радостно заверещал, задрыгал ногами, роняя, как всегда, башмаки. Сказал с высоты: — Не-а! Не забросишь. — Это почему? — Потому что ты уже не злишься. — Злюсь! — рявкнул Яр. — Не!.. — Откуда ты это взял? — Ну… потому что ты же понимаешь… что сам виноват… — И Алька испуганно заморгал. Яр опустил его в одуванчики. — Ах, значит, я виноват? — То есть я… Но ты тоже… немножко. — Тьфу на тебя… Тоже мне психоаналитик, — проворчал Яр. Алька смотрел преданно, весело и бесстрашно. Яр ничего не мог ему возразить. Потому что он и в самом деле был виноват. По крайней мере, с точки зрения Альки. Недаром Алька так заорал. Тогда, в крейсере… Ой-ёй-ёй! Яр никогда не думал, что весёлый и ласковый Алька может так яростно и беспощадно орать. Когда прошла первая радость, когда Яр выпустил Алькины плечи и с усмешкой оглянулся на обалдевших членов экипажа, Алька сказал коротко: — Почему ты сбежал? Пойдём. Яр понял, что надо решать. Немедленно и навсегда. И… начал глупо и жалобно говорить, что он там, наверно, лишний и лучше будет, если… Вот тут Алька и взорвался. — Ты что! — закричал он, исходя яростью и слезами. — Сперва наобещал, а теперь… Какое ты имеешь право?! Врал, что никогда не уйдёшь, а сам!.. Пошли сейчас же!! — Но, Алька… — Не пойдёшь?! — бешено крикнул Алька. — Тогда… Тогда ты самый паршивый дезертир, вот кто!! Стало тихо. Лишь в Альке клокотало гневное, смешанное со слезами дыхание. И в этой тишине случилось неожиданное. Капитан Сайский начал ржать. Интеллигентный, безукоризненный Сайский уронил золочёное пенсне, бухнулся в кресло и стал не смеяться, а непотребно ржать: как загулявший рыбак в баре у Чёрного Якова, услышавший какой-нибудь пудовый анекдот. Сквозь сумятицу мыслей, сквозь обиду, растерянность и досаду на себя, сквозь щемящую нежность к негодующему Альке и радость оттого, что он пришёл, сквозь злость на идиота Сайского до Яра смутно дошёл комизм положения. Сайский, всхлипывая, сказал: — Клянусь субпространством, такого не было в космосе за всю историю полётов… Ярослав Игоревич, вдумайтесь: вы в любом случае оказываетесь дезертиром. Так что уж идите с мальчиком. На Земле вас, по крайней мере, хоть как-то оправдают. "Бред какой-то, честное слово", — беспомощно подумал Яр. Но отозвался сухо: — Позволено мне будет взять кое-что из личного имущества? "Боже мой, что это я говорю? И что опять делается?" — Почему же нет? — отозвался Сайский. — Даже и не из личного… Возьмите блик. Судя по всему, он не будет для вас лишним. — Но… — Яр иронически взглянул на капитана. — Не выглядит ли это как "вооружённое вторжение на планету с неизвестной цивилизацией"? — Откуда я знаю? — серьёзно сказал Сайский. — Здесь явно непредусмотренная ситуация. Будем решать на свой страх и риск… Только давайте, Ярослав Игоревич, составим подробную запись в вахтенном журнале. Своего рода акт о вашем уходе. — Сайский оставался Сайским. — И ещё вот что… — добавил он. — Пусть Кротов сделает фотоснимок всех нас вместе с… нашим гостем. Это лучше, чем четырёхкопеечная монета. Я говорю о доказательстве случившегося, на тот случай, если… — На тот случай, если я не вернусь, — усмехнулся Яр. Он был уверен, что не вернётся. И теперь они стояли под голубятней. И хитрый негодный Алька, почуяв слабинку в Яре, выговаривал: — Ушёл — и крышка. А как мы без тебя, подумал? — Неужели ты, балда, решил, что я ушёл нарочно? — огрызнулся Яр. — А откуда мы знали?.. Чита даже читать перестал, ходит, как варёная макарона. Данка ревёт целыми днями… — Как… целыми днями? Сколько же времени прошло? — Как сколько? Ты сам не знаешь? Почти три месяца. Яр присвистнул. "Побеседовали в кают-компании… Хотя, конечно, так и должно быть…" — То-то, я смотрю, ты подрос… Алька в самом деле стал повыше. Старенький трикотажный костюм сделался короток: штаны до щиколоток, из-под фуфайки смешно выглядывает голый живот — загорелый и расцарапанный, видно, Алька лазил на дерево. Яр посмотрел на ствол высохшего тополя. Его могучие сучья были опилены на одном уровне. На них-то, как на растопыренных пальцах, и стояла теперь голубятня. — Как она здесь оказалась? — спросил Яр. — Это другая. Та сгорела. Мы набрали досок и построили новую, почти такую же… Здесь лучше, спокойнее. Людей меньше. Яр присел на чемоданчик. Поставил Альку перед собой. Посмотрел снизу вверх в его потемневшие распахнутые глаза — неспокойные и требовательные. — Алька… А как ты сумел до меня добраться? Он смущённо и чуточку гордо улыбнулся: — Я старался… Я очень хотел… И ребята просили… — Раньше это мог только Игнатик… Алька серьёзно сказал: — Я теперь многое умею то, что раньше Игнатик… Только свечку зажечь не могу. — Ну, Игнатик тоже не мог, если не было пятерых. Алька досадливо мотнул головой. — Не в этом дело… Я н и к о г д а не смогу. И никто не сможет. Это один Игнатик мог, это его… Яр, смотри, Данка идёт и Чита! Они подошли спокойно, будто заранее договорились о встрече. Данка вертела в пальцах ветку цветущей сирени. Чита был без книги. С мячиком в руках. — Ага, появился, — сказал Чита радостно и всё же с тенью упрёка. — Здравствуй, Яр, — улыбнулась Данка. — Вы подросли, — сказал Яр. — За лето всегда подрастают, — согласилась Данка. — А я не успел даже выспаться, — виновато проговорил Яр. — У нас всего два часа прошло. Данка не удивилась. — Здесь уже осень, — сказала она. — В этом году такая замечательная осень. Обычно в это время уже снег идёт, а сейчас будто вторая весна. Одуванчики… И сирень снова зацвела… Смотрите, ребята, сколько в ней цветков с пятью лепестками. Прямо сплошь… — У нас это считалось, что к счастью, — вспомнил Яр. — А у нас говорят, что к беде, — сердито усмехнулся Чита. — Но это неправда, — вмешался Алька. — Конечно, неправда, — мягко сказала Данка. — На самом деле хорошо, если пять… Будто Игнатик знак подаёт… Тоска по Игнатику опять резанула Яра. Он отвернулся, чтобы скрыть от ребят лицо. У них-то минуло три месяца, а для него и двух суток не прошло с той ночи на кладбище… |