Онлайн книга «Голубятня на желтой поляне»
|
"В самом деле", — подумал я. А Юрка глянул на меня сбоку и спросил: — Ты вот скажи: этот Глеб похож на плохого человека? Я посоображал. Нет, не похож. Скорее, наоборот. Глаза добрые. И какой-то беззащитный он, хотя и большой. — Он даже ни одного сухарика нашего не тронул, несмотря на то, что голодный, — сказал Юрка. — А почему голодный-то? — Он же из дома совсем ненадолго уехал, денег с собой почти не взял. И теперь — ни в кафе, ни в гостиницу… — Хлеб-то мог взять в булочной! — Он не знал, что можно бесплатно. Я обалдело заморгал. — Он совсем какой-то… ну, как Робинзон на диком острове, — сказал Юрка. — Надо ему помочь. Ты вот Ерёме помогать взялся, а Глеб — живой человек. — Ерёма — тоже живой, — заступился я. ШЁПОТ ЗВЁЗД Недалеко от дома, когда с Юркой мы уже расстались, я наткнулся на тётю Вику. У неё просто злодейская какая-то особенность-то и дело попадаться мне навстречу. Она, конечно, воздела к небу руки. — Геля! Ещё утро, а ты уже похож на чучело! Ступай, приведи себя в порядок! Ты не ребёнок, а сплошная аномалия! Раньше я думал, что "Аномалия" — это имя какой-то девочки-неряхи, и обижался. А потом узнал, что это просто "ненормальность". Ну, и перестал обижаться. Я зашагал к дому, а тётушка шла сзади. — Гелий, ну почему ты не можешь выглядеть как нормальные дети?.. Вот хотя бы как этот мальчик. По— смотри. Я посмотрел. "Этот мальчик" шёл по другой стороне улицы… Такие мальчики, наверно, специально существуют в природе, чтобы радовать тётушек и бабушек. Шагает чистюля, скрипку в футляре тащит, под ноги смотрит, чтобы лаковые башмачки не поцарапать. Причёсанный, в жёлтом костюмчике, на шее даже бантик — тоже ярко-жёлтый, с чёрными горошинами. На брючках стрелочки наглажены… Я хмыкнул по-юркиному, затолкал кулаки в карманы и зашагал быстрее. Затопал по асфальту. С сандалий посыпались чешуйки высохшего ила. — Не вздумай в такой чудовищной обуви заходить в комнаты, — сказала тётя Вика. Я вымыл сандалии на дворе под краном и потащил их сушиться на крышу. — Опять тебя понесло куда-то. Сломаешь шею, — сказала бабушка из своего окна. Её окно рядом с приставной лестницей, это очень неудобно. — Не всем на скрипке играть, — буркнул я. И поскорее наверх. Там я поставил сандалии на решётку солнечного энергонакопителя, а сам пролез на чердак. Пол на чердаке был посыпан негорючей пластиковой крошкой, она колола босые ноги. В углу я отодвинул поломанный кухонный автомат и вытащил из старого бочонка приёмник. Это был совсем старинный приёмник, ламповый "Рекорд". Он когда-то стоял у дедушкиного дедушки, да и в те времена это была устаревшая модель. Я отыскал его здесь прошлой весной. Протянул из своей комнаты удлинитель, думаю: дай включу эту машину. Что будет? Смотрю: лампы засветились. Что-то потрескивать стало, потом даже голос какой-то пробился. Интересно так… Тогда я и придумал свою звёздную станцию. Я про неё никому-никому не рассказывал. Потому что засмеются: на Земле и на других планетах такие громадные звёздные зеркала и антенны стоят, супертелескопы на спутниках, скадеры добрались до дальних звёзд, а на крыше двухэтажного домика сидит третьеклассник и пытается услышать космические голоса. С помощью доисторического приёмника и зонтика. Из чёрного старого зонтика я сделал антенну-зеркало. Его я тоже нашёл на чердаке и оклеил изнутри фольгой от чая и шоколада. Получилось что-то вроде маленького локатора. Я, конечно, не разбирался ни в физике, ни в астрономии, ни в радиотехнике. Но про большие звёздные станции кое-что читал в "Технике юных" и решил, что у меня будет такая же, только очень маленькая. Если какие-нибудь сигналы от звёзд попадут в мой "отражательный" зонтик, они соберутся в фокусе: как раз на кончике стальной проволоки, которую я приладил к рукоятке зонта. А оттуда — в приёмник. Потому что другой конец проволоки я засунул в гнездо антенны. Вдруг я однажды услышу что-нибудь такое… загадочное и совсем неожиданное? Нам даже в школе рассказывали, что важные открытия иногда делали не научные работники, а разные любители с помощью нехитрых аппаратов… И вот я по ночам тихонько забирался на крышу и слушал звёзды. Никто про это не знал, кроме старого Дуплекса. Я был очень осторожен. Шкала у приёмника оказалась разбитой, настройку заело на одной волне (понятия не имею, на какой). Поэтому я не таскал его на крышу, включал на чердаке и только протянул наверх провод с наушниками. Когда приёмник нагревался, в наушниках начинало шипеть и потрескивать. Я садился у каминной трубы, лёгкий зонтик брал за края и направлял его рукоятку к звёздам. То есть антенну направлял. Тёплый воздух подымался от земли и уходил вверх с гребня крыши. Обтекал меня. Внизу трещали ночные кузнечики. Вокруг переливались огни Старогорска. Но я смотрел только вверх. Звёзды были большие. Белые и немножко мохнатые от лучей. Между ними искрилась в черноте звёздная пыль. Я переводил острие антенны от одной звезды к другой, и мне казалось, что конец стальной проволоки ходит где-то посреди Вселенной. Шорох в наушниках иногда угасал, иногда нарастал. Словно кто-то шептал недалеко от меня — то в сторонке, то у самого уха. Неразборчиво шептал, но иногда очень настойчиво: будто хотел что-то объяснить, но не знал нашего языка. Бывало, что и настоящие передачи пробивались: слова, музыка, песни. Одну песенку я слышал несколько раз, и она мне очень нравилась. Но больше всего я любил шорохи и шёпот. Может, это сами звёзды шептали? Или люди с незнакомых планет? Может, жители далёкой Леды, где скадермены отыскали развалины мостов и зданий? Вдруг они летят в пространстве и пытаются рассказать, почему покинули свою родину… Я так и называл эти шорохи — "шёпот звёзд". Среди ночи я через окно возвращался в дом и под одеялом, при фонарике, делал запись в "Журнале наблюдений": "11 июня 209 г. к. э. Сегодня в 00.05 опять слышал шёпот, похожий на считалку про шесть мышей. А ещё что-то потрескивало, будто от звёзд шли электрические искры. Потом была ещё неизвестная колыбельная песенка, я разобрал несколько слов. Небо было чистое и звёзды яркие". Звёзды всегда были яркие. И они меня прямо завораживали. Хоть я и не понимал ничего в космических науках, но всё-таки, наверно, сказывалось, что я внук астронома Травушкина. Жаль только, что я совсем не помнил дедушку, он умер, когда мне было чуть больше года… В те ночи, когда я слушал шёпот звёзд, я был до обалдения счастливый. Наверно, не меньше, чем скадермен, который идёт в бросках от звезды к звезде. Но, как любит повторять бабушка, всё проходит, всё меняется. В середине лета я встретил Юрку, и жизнь пошла другая. Она так меня закрутила, эта жизнь, что стало не до ночных наблюдений. Но приёмник я сберёг: вдруг пригодится ещё! |