Онлайн книга «В ночь большого прилива»
|
Антон обошел каждого — и мальчиков, и девочек. Одному одернул жилетик, другому поправил воротник. Головастому тонкошеему коротышке полушепотом сказал: «Подтяни штаны, Чижик». Тот старательно и торопливо подтянул. И на худенькой ноге малыша, над колючей коленкой, Корнелий увидел темно-розовый овальный бугорок. Уже старый, потускневший. «Сволочи», — опять сказал он. Только одними губами. …Школа была на первом этаже. Просторная комната с пластиковыми кабинками для каждого ученика. В кабинках — обычные ОМИПы — обучающие машины индивидуального пользования. Не очень новые и не очень старые модели. Длинный, с кадыком и плохо сбритой щетиной учитель обошел всех, включил каждому программу и позвал Корнелия в преподавательскую комнатушку. — Выпить хочешь? Корнелий помотал головой: — Все-таки на работе… Учитель не настаивал. Спросил сочувственно: — Недавно поступил? — Подзаработать надо… — неохотно сказал Корнелий. — Куча оттяжек по платежам, нанялся на время отпуска… Я здесь пока ни черта не понимаю, работа новая… — Разберешься. Дело унылое, зато деньги… «Видать, платят и правда прилично», — с усмешкой подумал Корнелий, вспомнив Альбина. А учитель тем временем рассказывал — многословно и с монотонной доверительностью, — что попал сюда волей случая. Преподавал биологию в Рельском колледже и, будучи в дурном расположении духа, вляпал по физиономии одному пятикласснику. Родители оказались «принципиальные», подняли вой. Штрафная Машина отсчитала неудачливому наставнику полутысячный шанс («холера с ним, пронесло, конечно»), а из колледжа пришлось убраться. — Думаешь, жалею? Да провались они! Пускай обзывают уланом, зато сам себе хозяин. Слышь, ты как хочешь, а я все-таки глотну. Чем-то он похож был на инспектора Мука. Интонациями, что ли? Может, здешняя система на всех кладет отпечаток? Когда наставник юношества, дернув кадыком, «глотнул», Корнелий спросил: — Ну, а как пацанята эти? Правда говорят, что недоразвитые? — А откуда мне знать? Машина учит, машина проверяет… Если на оценки глядеть, то вроде все нормально, как в колледже… Тем более, что учатся без каникул, сам видишь… — А почему? — Ну посуди, что им еще делать-то? Взаперти живут. Знай учись… Хотя, конечно, без толку это. Академические мужи говорят, что машинная педагогика, без живого учителя, ни фига не стоит… Глотнуть еще, что ли? — Постой… Скажи, а тебе их не бывает жалко? Ты же все-таки как раз и есть учитель. Живой вроде… — А какой прок от моей жалости? Они все равно безнадежные. — Как это? — Ну, как с неизлечимой болезнью… Ты правда будто с Луны… Хотя я такой же был сперва… Что у них впереди-то? На работу их почти не берут, значит, рано или поздно все равно уголовная статья. А девчонки куда? Замуж кто возьмет безындексную? Одна дорога… — И никакого выхода? — А какой выход? Машинное законодательство просто не предусматривает бичей… — Кого? — Бичей! Бич — безындексный человек. Официальный термин уланских канцелярий. Не слыхал, что ли? — Я слыхал проще: «безында»… — Один черт. Обожди, я сейчас. Вот так. По правде говоря, их, по-моему, лучше сразу было бы… безболезненно. Да ты так на меня не гляди, я не зверь какой-нибудь. Только если уж мы себе машинную стабильность выбрали, то к чему изображать гнилой гуманизм, как в кино… Ты ведь на старинном клавесине компьютерные задачки решать не будешь… Корнелий сел у стены в глубокое пыльное кресло. Закинул ногу на ногу. Сказал раздумчиво: — Я эту машинную стабильность не выбирал, туда ее… и туда… Меня взяли за шиворот и поставили перед ней навытяжку, я не просился… — Ну и что? Недоволен? — Иди глотни, — вздохнул Корнелий. — Ага… Послушай, ты через полчаса перемени им программу на грамматический курс. А младшим — на чтение. Красную кнопку на зеленую. А я пока… посижу тут. После обеда заглянул в каморку Корнелия Альбин. Ребята в спальне мальчиков играли на полу в электронное лото. И слышно было иногда негромкое: «Гуси-гуси, га-га-га…» — Ну как? — бодро спросил Альбин. Корнелий лежал навзничь на тахте. — Шеф, — сказал он медленно, — а чего это вы так паршиво содержите ребятишек-то? Они в родительских грехах не виноваты. — Почему паршиво? В соответствии с инструкциями Управления по… — Иди ты с Управлением. В доме даже экрана нет. — Они смотрят кино на учебных машинах. Сколько положено… — Их отсюда хоть куда-нибудь выпускают? В парк, в город… — Должны быть прогулки… От тебя зависит. — Да?.. Я смотрю, тут многое зависит от любого… А что, шприц — это узаконенный метод воспитания? — Какой еще шприц? Корнелий, морщась, рассказал. — Ну, это свинство, — поморщился и Альбин. — Это Эмма. Она, конечно, стерва. Давай, я ее совсем прогоню, а? И никого больше брать не буду. Ты же все равно здесь безвылазно. — Надолго ли… — усмехнулся Корнелий. И почуял, что страха нет. Устал он бояться. — А чего тебе? Живи. — Альбин тоже заусмехался. — Пока я тут на должности, все в ажуре. Только ты это… Ты не обижайся на это дело. — Какое? — Да понимаешь… Предписание-то надо выполнять. Я, значит, поднагреб там золы, в банку запечатал и послал на адрес супруги твоей. Как положено. Интересно, что Корнелий почти ничего не почувствовал. Он лишь с любопытством ощупал стоявшего над ним Альбина взглядом. — Ты чего? — Альбин вроде бы смутился. — Да так. Думаю: ты человек? Может, биоробот? Говорят, были такие. В эпоху неконтролируемых экспериментов… Инспектор Мук не обиделся. Сказал примирительно: — Тебя бы в мою шкуру. Бытие определяет сознание. Не слыхал про такое? — Слыхал. Кстати о бытии. У меня-то ведь нет учебной машины с экраном. Не добудешь ли хотя бы портативный ящичек? А то я однажды вечером свихнусь. — О чем речь! Свой принесу, автомобильный! К удивлению Корнелия, ребята не очень обрадовались экрану. Правда, первый вечер они провели у ящика неотрывно. И все же, как показалось Корнелию, смотрели передачи скорее из вежливости, чтобы не обидеть взрослого воспитателя. Настоящий интерес у них появлялся, лишь когда показывали новости или видовые фильмы. Корнелий понял: им, живущим в клетке, нравится смотреть на обыкновенную жизнь — на разных людей, на суету городских улиц… На следующий день Антон попросил: |